Сашкино лето, или Четыре неудачных операции доктора Снегирева. Антон Москатов

А просто по-человечьи относиться к тем, кто глупее или слабее не получается?

      – Нет, – и снова, защищаясь от темы, которая была неприятна, изрек, – «Даже лютый зверь испытывает жалость. Мне же жалость не известна, ибо я – ЧЕЛОВЕК»

      – Специфическая логика для хирурга.

      – Какая есть.

      – Если б я не знала тебя в поступках, подумала… – она замолчала, не желая продолжать.

      Саша и не хотел слушать. Разговор повис в недосказанности.

      Глава 3.

      Снегирев и Чичурин.

      Нине откачивали гной, дренируя сустав. Эффекта не было. Температура подымалась до сорока одного, и падала до тридцати пяти. Перепады сопровождались проливным потом. Словно трусило девушку на электрическом стуле.

      Олег Чичурин, обеспокоенный состоянием, тщетно пытался дозвониться Снегиреву. Набирал забитый в память, номер, настропаленный Семен Андреевичем. У того неожиданно проснулась вера в опального хирурга, хотя Саша к ним отнесся крайне холодно.

      – Олег, Олег, ну что же нам делать? – спросил исстрадавшийся отец, денно и нощно несущий дежурство у палаты. Казалось, прописался он здесь, и не уходил домой есть. Нехитрую снедь приносила жена, окончательно истосковавшись и превратившись в старуху за несколько дней.

      Казалось, в отделении за Ниной не приглядывали. А факт, что привезли ее Чичурин и Снегирев, ежечасно совали носы в дела неподвластного им отделения, вызывало раздражение и обратную реакцию. Было ли это правдой – сказать трудно, но, Семен Андреевич этому верил, разочаровавшийся не только в жизни своей, но и в обществе, которому служил верой и правдой долгие годы.

      И каждый раз, когда закрывал глаза, пред ним возникала картина, ставшая Голгофой на долгие годы последующей жизни.

      … – Ой, – махнула рукой участковая, – далась вам эта хирургия. Ничего серьезного я не вижу. Ушиб… – она еще раз внимательно потрогала коленку Нины, сморщившейся от прикосновений, – потерпи, потерпи. Не так уж это и больно, – сварливо, заглядывая в глаза девушке, сказала она. Встала с корточек, вернулась на место.

      – Как, говорите, фамилия хирурга?

      – Снегирев, по-моему, – неуверенно сказал Семен Андреевич. Он как ребенок радовался, что врач в больнице оказался перестраховщиком, выписал кучу ненужных лекарств, требовал… да-да, именно требовал, госпитализации.

      – Успеет ваша дочка к вступительным экзаменам поправиться. Кем ты хочешь стать?

      – Хореографом, – сквозь боль улыбнулась Нина. Она тоже радовалась, что не придется лежать в больнице, теряя драгоценное время. И она, как и планировали и мечтали родители, скоро, совсем скоро, уедет из родного города навсегда, начиная новую, более достойную, чем у них, жизнь. Правда, девушка еще с трудом понимала, что таки умные, воспитанные люди подразумевают под достойной жизнью.

      – Полежишь несколько дней, отдохнешь. Наложите фиксирующую повязку, чтоб нога была в покое, выпишу согревающие мази, опухоль снять… Ушиб. Обычный ушиб. Скоро бегать будешь, – ободряюще улыбнулась врач, такой теплой, материнской улыбкой, что сомнения, мучавшие