Сашкино лето, или Четыре неудачных операции доктора Снегирева. Антон Москатов

И надолго замолчал, покусывая дужку очков. – Одно беспокоит… Кого ты вместо себя оставишь? По наследству не только плановую хирургию принимать придется, но и экстренную. А быть заведующим – ой, не сахар. И операции тянуть… Нет, не потянешь…

      – Снегирева можно.

      Кирилл Афанасьевич фыркнул.

      – Ты не подумай, что я к нему плохо отношусь. Нет-нет. Но, ведущим хирургом отделения?!

      – Кирилл Афанасьевич, Снегирев – талантливый хирург.

      – Увы, да! – вздохнул заведующий.

      – Почему, увы?

      – У него, следует признать, огромный потенциал. Мозги – профессорские, руки – кандидатские. Должность – врачебная. Умению диагностировать можно завидовать и белой, и черной завистью. И ведь, не пользуется даром, стервец. Потому и не хочу брать ведущим хирургом. При всех плюсах есть огромный минус – амбиции у твоего Снегирева как у академика. А это никогда до добра не доводило. Тем более, поговаривают, выпить он не дурак, – видя, как Игорь Маратович опускает глаза, добавил, – вот-вот. И хватается за операции, которые еще осилить не умеет. Потому и процент смертности…

      – Так ведь, неоперабельных берет, от которых другие отказались. Прежде чем взяться, литературы вагон перелистает. Проконсультируется. На ходу обучается.

      – Это его единственное оправдание… Хорошо, Игорь. Я подумаю… Думаешь, справится с двумя отделениями?

      – Ну, Кирилл Афанасьевич. В экстренной я только числюсь ведущим, сами знаете. А заправляет он. А в плановой – поддержу.

      – Хорошо, Игорь, я серьезно подумаю. Только… Думаешь, он это ради науки, ради больного делает? Или чтоб себя потешить, миру всему что-то доказать?

      – Не знаю, – пожал плечами Игорь Маратович.

      – Вот и я не знаю… Потому и сомневаюсь.

      – Древние говорили: «Сомнение предательству подобно».

      – Правы были древние. Только они вот что еще говорили: «Есть сомнения – сомнений нет!»

      – Ну, – развел руками хирург, – в таком случае, вам решать. Раз вы творчество древних лучше меня знаете.

      – Заговорил я тебя, Игорь? Заговорил. Иди, иди.

      – Стой! – неожиданно воскликнул он, и Маратович замер.

      Обернулся.

      – Что ты думаешь на счет Курицина?

      Хирург живо представил тезку Снегирева. Живой, торопливый, активный… Но, очень молодой. И, грамотный врач. Жадный до обучения.

      – А не слишком молод?

      – В том-то и дело. Но, краснодипломник, что не спросишь – на зубок.

      – Это и пугает.

      – Отчего же?

      – Когда все знаешь, думать не получается. Случись что в учебнике не прописано, вот тебе и паника.

      – Верно… Но, из хорошей семьи, – перехватывая недоуменный взгляд, продолжил, – я, Игорь, вот что думаю: для хирурга воспитание большую роль играет. Если родители, а дай Бог – бабка с дедом – интеллигенты, так они и людей любить научат. А в профессии хирурга любовь к людям не последнюю роль играет. Снегирев – без роду, без племени. Одинок. А одиночество человека озлобляет. Кто одинок, только о себе думает. А Курицин