Не завтра жизнь кончается. Ангелина Маркина

Елизавета Сергеевна, – проговорил он, чуть улыбаясь красивыми губами. – Я ваш новый ученик, моя фамилия Палевский и я хотел узнать, что ещё нужно из документов, чтобы меня записали в журнал.

      – Больше ничего, – ответила Лиза. – У вас всё в порядке с документами и я вас сегодня же запишу.

      Он посмотрел на неё с вежливой признательностью, снова улыбнулся, и, слегка кивнув, отошёл.

      – Славянин в лучшем варианте, правда? Иван-царевич из сказки, – сказала Лиза.

      – Не говори. Красивый парень. И что замечательнее всего, – ведёт себя так, словно даже не подозревает о своей красоте.

      – Ему бы в кино сниматься где-нибудь в столице, а не жить здесь в провинции, – согласилась Лиза. – Но наш кинематограф, словно специально, выискивает такую серую посредственность, что просто удивляешься, как они могут сниматься в кино да ещё играть положительных героев.

      – Ты права. Просто непонятно, кто сменит Столярова, Тихонова, Самойлова, Медведева. А женщины? Ушли Орлова, Ладынина, Серова, Целиковская, а вместо них приходят какие-то бабочки-однодневки. Ни внешности, ни таланта, ничего.

      – Ты видела старосту моего класса? – спросила Лиза.

      – Таню Мацкевич? Да, конечно.

      – Вот пара Палевскому, правда? Такая стройная и милая, а эти её русалочьи зелёные глаза – просто очарование. Я не могу от них оторваться.

      – А как тебе твои новенькие вообще?

      – Ты имеешь в виду ребят? По-моему, ничего. Серьёзные и собранные. Но сейчас ещё рано делать выводы.

      – И они, по-моему, сегодня задались целью не дать нам поговорить, потому что вот идёт ещё один с новым гениальным вопросом.

      Копешко был ниже Палевского, но ладно сбитый. Крепкие плечи, тренированное тело, как у всех после армии. Смело и без тени смущения он, чуть улыбаясь, спросил:

      – Елизавета Сергеевна, вы не могли бы записать меня в классный журнал?

      Он свободно стоял и так же свободно говорил, глядя на молодых учительниц как на равных, весёлыми, всё знающими глазами в тёмных густых ресницах.

      – Непременно запишу, – сказала Лиза. – Как только вы принесёте все документы и заявление. А до этого побудете просто вольным слушателем.

      Он чуть снисходительно, даже ласково улыбнулся, опустив ресницы, отчего в его красивых глазах с припухшими нижними веками появилось выражение нагловатого всезнайства, словно говорившего: «Ты для меня не учительница, а всего лишь хорошенькая девчонка. И знаю я вас всех, и умею вертеть вами так, как захочу. Но так и быть – подыграю тебе». Глядя с той же насмешливо-ласковой снисходительностью, он улыбнулся и мягко, но наставительно поправил её:

      – Вы меня не поняли. Я принесу заявление вместе с документами позже. А пока вы всё-таки запишите меня в журнал.

      Она с интересом посмотрела на него, и, подражая его насмешливой снисходительности, но ещё более настойчиво подчёркивая, что будет не так, как настаивает он, а как решит она, спокойно возразила:

      – Это вы меня не поняли. Нужно принести заявление и недостающие документы. И я вас сразу же, без промедления запишу