Не выпускайте чудовищ из шкафа. Карина Демина

трансформация здорово прочищает мозги. И… кровь. Теперь пятно было ярким и будто светилось… Нет, не будто. Оно и вправду светилось. Слабо, но отчетливо. И стало быть, кому бы кровь ни принадлежала, человек этот был магом.

      А теперь…

      Я не возьму тонкий след, да. Но обычный – вполне. И… вдох. Воздух… запахов много, старых и новых. Но я привычно отсекаю лишние, выделяя тот единственный, нужный. Крови.

      Легкий.

      Цветочный почти… цветы выползают в середине марта, а на побережье и того раньше. Может, он за цветами полез?

      Для кого?

      Пятнадцать лет – возраст влюбленности и… Нет. Если бы за цветами и упал, не было бы сломанной шеи, вскрытой артерии и крови, которую кто-то… вытянул?

      Выпил?

      Мутит. Но если так, то… вариант один на самом деле. Игла? Иглу бы воткнули в сосуд, и нож бы не понадобился. Да и след она оставила бы куда как менее заметный. А значит, иглы не было.

      А был нож и…

      Кровь не идет. Сердце ведь остановилось. Как ее вытянуть?

      То-то и оно.

      На всякий случай, раз уж вышло так, я обнюхала и Мишку, от которого привычно пахло морем. Оно, поганое, сожрало все прочие ароматы. И с одежды тоже.

      И с денег.

      Осталось только вот это крохотное пятнышко, которое светилось… оно не случайно попало.

      – Мне можно поворачиваться? – светским тоном осведомился Бекшеев, отчего сразу захотелось клацнуть зубами над ухом.

      А Одинцов никогда не спрашивал. Молча стоял и ждал разрешения.

      Естественно, когда ситуация то позволяла. А большей частью всем было не до церемоний. И… назад это еще поганей. Уже однажды обожженная кожа снова слезает. И кости… я каждую чувствую. А нам обещали, что со временем пройдет. Ну или притерпимся. Только ни хрена не получалось притерпеться. И не только у меня.

      Ну да…

      – Можно, – просипела я, пытаясь как-то вернуть лицо на место.

      Всякий раз потом долго не могла отделаться от ощущения, что оно все-таки поползло.

      Бекшеев молча протянул белоснежный платок.

      – Кровь? – Трогать этакую красоту было совестно.

      – Немного.

      – Бывает… это не страшно.

      – Как сказать.

      Он, сообразив, что брать платок я не стану, шагнул и просто провел им по лбу.

      – Сосуды… то ли не выдерживают перемен, то ли не успевают. Что-то там они «не», ну и потом пот с кровью.

      Красное на белом выделялось ярко.

      – И… получилось? Точнее, что получилось? – Он не стал отворачиваться.

      А платок я забрала. Все одно грязный.

      – Что-то получилось. Это кровь точно не Мишки. Одаренного. И сильного.

      – Насколько?

      – Сутки в морской воде, если не дольше. А она светится. И… запах яркий тоже. Я почти ничего уже не могу. – Признаваться в собственной слабости было тяжело, пусть даже мозгоправ, который должен был помочь нам вернуться в мирную жизнь, и уверял, что слабость – это очень даже нормально.

      По-человечески.

      Вот только людьми мы больше не были.

      – То есть его убил очень сильный