Три товарища. Возлюби ближнего своего. Эрих Мария Ремарк

комплименты за свою бойкость.

      – Ну конечно, – продолжал я. – Сопляк – вот бы вам что подошло. Гвидо Сопляк!

      Он отпрянул.

      – Ну да, конечно, – промямлил он, приходя в себя, – двое на одного…

      – Если дело в этом, – сказал я, – то я готов и один пройти с вами, куда прикажете.

      – Нет уж, благодарю, – ответил Гвидо деревянным голосом, – покорно благодарю! – И удалился.

      Коренастый мужчина с потерянным лицом не отрываясь смотрел на машину, как будто все это его не касалось.

      – Не надо нам ее покупать, Отто, – сказал я.

      – Ну так ее купит эта мразь с поясом, – возразил Кестер. – И мы тогда владельцу ничем не поможем.

      – Это верно, – сказал я. – И все-таки есть в этом что-то нехорошее.

      – А в чем в наше время нет нехорошего, Робби? Поверь, для него же лучше, что мы здесь. Так он хоть получит за машину побольше. Но я тебе обещаю: если эта мразь препоясанная ничего не предложит, то я тоже буду молчать.

      Пришел аукционист. Дел у него, видно, было много, и он спешил. Ведь каждый день проводились десятки аукционов. Сопровождая слова отточенными плавными жестами, он приступил к распродаже жалкого скарба. У него был чугунный юмор и деловитый тон человека, ежедневно соприкасающегося с нищетой, но не задетого ею.

      Вещи расходились за пфенниги. Большую часть приобрели всего несколько торговцев. Встречая взгляд аукциониста, они небрежно поднимали один палец или отрицательно качали головой. Но порой за взглядами аукциониста следовали взгляды других глаз; эти глаза с изможденных женских лиц взирали на пальцы торговцев как на заповеди Господни – с надеждой и страхом. За такси трое людей – первым Гвидо – предложили три сотни марок. Не цена, а насмешка. Коренастый подошел поближе, шевеля губами. Казалось, он тоже хочет что-то предложить. Но рука его, приподнявшись, тут же и опустилась, и он отошел. Затем было предложено четыреста марок. Гвидо пошел на четыреста пятьдесят. Возникла пауза. Аукционист переводил глаза с одного покупателя на другого.

      – Кто больше! Четыреста пятьдесят – раз, четыреста пятьдесят – два…

      Мужчина стоял у своего такси понурившись и с выпученными глазами, как будто ожидал удара в затылок.

      – Тысяча, – сказал Кестер. Я посмотрел на него. – Она стоит трех, – шепнул он. – Видеть не могу, как они его режут.

      Гвидо подавал нам отчаянные знаки. Он и «сопляка» забыл, как дело коснулось денег.

      – Тысяча сто, – проблеял он и стал моргать нам обоими глазами. Будь у него еще один глаз сзади, он стал бы моргать и им.

      – Полторы, – сказал Кестер.

      Аукциониста обуял азарт. Он пританцовывал, помахивая молотком, точно капельмейстер дирижерской палочкой. Да, тут речь пошла не о двух-трех марках, как до этого.

      – Тысяча пятьсот десять, – заявил Гвидо, утирая пот со лба.

      – Тысяча восемьсот, – сказал Кестер.

      Гвидо, постучав пальцем по лбу, сдался. Аукционист вертелся волчком. Я вдруг вспомнил о Пат.

      – Тысяча восемьсот пятьдесят, – вырвалось у меня