Шаманский бубен луны. Сания Шавалиева

дружно возмутились девицы…

      Варвара Сергеевна двинулась к учительскому столу.

      – Мурзина! – грозно произнесла она.

      Гам стих. Эпицентр внимания сосредоточился на Асе, спрятавшейся за машину. Уложив голову на локте, она преспокойно дрыхла.

      – Мурзина, к доске!

      Соседка через конвейерный стол толкнула Асю в бок. Ася вскочила. Стояла спросонок очумевшая, с четкой отметиной часов на лбу.

      – К доске! –повелела мастерица и, оттянув подол кримпленового платья вниз, села на стул. – Отвечаем формирование и устройство трикотажных петель.

      Ася побрела вдоль длинного стола, по которому передвигались отшитые заготовки – формирование и устройство трикотажных петель она знала, легко запомнились с прошлого урока. Когда они пришли учиться в УПК, Ася была уверена, что в первую очередь их заставят учить рабочий устав – как при вступлении в пионеры или комсомол: –…воспитание ребенка на принципах патриотизма, интернационализма, коллективизма, социальной справедливости и гражданственности, культурного, нравственного и физического развития. Или… Вступая во Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи, обещаю придерживаться принципа «партия сказала: «Надо!»» – комсомол ответил: «Есть!»

      – У меня создалось впечатление, что вы не готовы, – заявила мастерица.

      – Трикотажная петля состоит из двух столбиков, объединённых дугой нити…

      – Уважаю, – мрачно призналась мастерица и обратилась к классу. – Уважаю таких людей. Как вам это удается?

      – Я старалась … – соврала Ася. Она не уловила повода для уважения, ждала подвоха. Ни в коем случае нельзя сорваться. После домашнего стресса сюрпризов не хотелось.

      – Пять.

      Странная она какая-то. Совсем не похожа на учительницу или мастерицу. Словно приходит не за зарплатой, а за коррекцией собственных школьный комплексов. В конце концов, это неплохое начало.

      – У вас вопрос ко мне?

      – Боже упаси!

      После УПК Ася пошла не домой, а в музыкалку. Район был застроен двухэтажными бревенчатыми бараками. В одном из них находилась музыкальная школа. От обилия звуков ее можно было назвать музыкальной шкатулкой. Школу было слышно издалека: микс скрипок, валторн, баянов. Музыкальное восприятие начиналось с гигантских осенних тарелок-лопухов, в которых утопала тропинка к школе. Все кругом пело и громыхало, даже скрипучие ступени крутой деревянной лестницы напоминали клавиши рояля. Если ступить на середину, то получался усталый, протяжный звук, ближе к краю ступени цокали, но чаще молчали. Перила с балясинами отзывались детским ксилофоном. Двери закрывались дождливым шелестом арфы.

      Ася вошла в школу, поднялась на второй этаж, прислушалась к классу, где они занимались с Екатериной Алексеевной. Тишина. Толкнула дверь. Екатерина Алексеевна сидела рядом с девочкой и показывала, как устроен гриф домры.

      – До, до, до, – тихо подпевала, осторожно щипала струну, – а вот здесь ми, ре, фа… это си последней октавы,