Великое расширение. Рэйчел Хэн

ненавидела ан мо, прибравших к рукам власть в стране, – грубые неумехи, разве способны они править? Но кто еще хуже, так это англоговорящие китайцы, толстопузые представители среднего класса с их уроками музыки и вечерним чаем. В ее представлении они отреклись от самих себя, поддались искушениям ан мо. Эти идеи с самого раннего детства вкладывали ей в голову родители, готовя дочь к революционной деятельности.

      Но Сыок Мэй, все еще ребенок, не очень разбиралась во всех этих тонкостях и просто повторяла и пересказывала то, что ей вдолбили. Сейчас, когда она читала, писала или вела разговоры на подобные темы, она думала о погибшем отце и исчезнувшей матери. Втайне девочка лелеяла надежду, что мама вернется. И когда это произойдет, Сыок Мэй прочитает ей все свои стихи и споет все песни. Она подарит ей отшлифованную драгоценность – собственные умения – и скажет: “Смотри, Ма, что я тебе приготовила”.

      В отсутствие родителей наставником Сыок Мэй был учитель Чи А. Если Материку предстоит стать могущественной республикой – а учитель Чи А в это свято верил, – то женщины должны сравняться с мужчинами. Такие идеи нередко поддерживались в китайских народных школах, известных своими националистическими и революционными настроениями. И хотя ученики зачастую не бывали нигде, кроме Сингапура, многие учителя тем не менее считали их в первую очередь китайцами и лишь потом – сингапурцами. Ан мо с большим подозрением относились к этим идеям.

      В свое время ан мо арестовали учителя Чи А, который тогда преподавал в престижном городском училище, и подвергли допросу. Его больше двух недель продержали в темной камере, а чужеземцы с молочно-белой кожей проверяли его благонадежность. Разве любить свою родину – это противозаконно? Именно этот вопрос задал он проводившему допрос следователю, который обвинил его в агитации и в гоминьданском заговоре с целью свергнуть данную Богом власть ан мо. За две недели ареста учитель Чи А задал лишь этот вопрос. Это противозаконно? Неужели?

      Нет, не противозаконно. Спустя несколько лет о требованиях благонадежности все забудут, но когда учителя Чи А арестовали, ан мо еще прятались под маской цивилизованности. Доказательств того, что Чи А участник заговора, у них не имелось, и его отпустили, сделав выговор и запретив преподавать в школах, где количество учеников превышает пятьдесят человек. Вот так учитель Чи А, этнический кантонец из купеческой семьи, чьи родители оплатили его дорогостоящую учебу в университете на Материке, оказался в крошечной сельской школе, где в классах хорошо, если имелось по одной электрической лампочке.

      Это было унизительно. И тем не менее, если пробудить детей из этих сельских районов, добиться можно немалого. Он взялся за обучение. Основным меценатом школы был местный токей, поэтому учителю Чи А предоставили полную свободу действий. В каком-то отношении, убеждал себя Чи А, здесь ему работается лучше, чем в престижном училище, – ни соперничества, ни показухи, к которой склонны некоторые сторонники революционных