Две секунды после. Ксения Ладунка

– возможно, не без доли артистизма, но это настоящий он. В то время, как другие надевают на сцене маску, Том делает это в жизни, слишком боясь, что кто-то ранит его чувства. На сцене же он знает – его примут любого. И настоящего тоже.

      Он много раз плакал, исполняя свои песни, – я видела – но в жизни такого не было ни разу. Том на сцене влюбляет в себя – в отличие от других, он искренний.

      Его обожают. Обычно я забываю об этом, ведь со мной он простой человек. Но перед огромной беснующейся толпой, которой он с легкостью управляет, я понимаю: Том особенный – он звезда.

      Конечно, он никогда не был моим полностью. Все до единого в этом зале любят его, и я всего лишь одна из тысячи.

      Фанаты буквально сходят с ума. Они соскучились по группе – и теперь, наконец получив желаемое, у них напрочь сорвало крышу. «Нитл Граспер» не отстают – такого яростного выступления я не видела никогда.

      Безумие поглощает концертный зал. От силы музыки у меня закладывает уши. Толпа под балконом переливается, словно волны в океане. Иногда она выплевывает кого-то со дна на поверхность, и люди плывут по течению поднятых рук, охранники ловят их у ограждений и вытаскивают на сушу.

      «Нитл Граспер» выжимают из инструментов все силы. Длинные пальцы Тома бегают по гитарному грифу, предплечья напрягаются, а тени сухожилий подсвечиваются софитами, делая их еще более выраженными. Он в футболке без рукавов – и от его крепких плеч можно упасть в обморок.

      Я танцую. Люди на моем балконе тоже, и в какой-то момент мне кажется, что он упадет, потому что словно качается под нами.

      Как и все здесь, я снова бесповоротно влюбляюсь в него. Он дарит всем эмоции, а ведь их так мало в нашей жизни.

      Том берет в руку микрофон и ходит по краю сцены, гитара болтается у него на бедрах. Он выбирает девушку из толпы и велит охране затащить ее наверх.

      «Нитл Граспер» всегда так делают – приглашают фанатов на сцену, это часть шоу. Девушка выбегает на сцену и прыгает к Тому в объятия, а я чувствую невыносимый укол ревности, перемешанный с болью и обидой.

      Он обнимает ее в ответ – так же, как делал это со мной, кладя ладони на лопатки. Спину обжигает, я все еще помню его прикосновения.

      Девчонка висит на нем, а когда отстраняется, то пытается поцеловать. Я перестаю двигаться. Том ловко уворачивается, потому что целовать его пытаются часто, – и сам целует ее в щеку. От счастья девушка чуть не плачет.

      Мое лицо загорается от злости. Она думает, раз ее позвали на сцену, то можно целовать Тома? Нет, это не так. Здесь есть только один человек, который может его касаться, – я. Несколько часов назад он сам сказал мне об этом. Вдруг до жжения в желудке захотелось, чтобы эта девица узнала о моей исключительности.

      Когда-то Том целовался с фанатами на сцене, но я предпочитала не думать о том периоде его жизни и о причинах таких поступков. Он давно не делает ничего подобного, но люди по-прежнему пытаются залезть к нему в рот, думая, что им повезет. Нет, не повезет. В этом помещении удача могла улыбнуться только одному человеку.

      Я захлебываюсь в своей злости, ядовитая ревность отравляет,