Пять похищенных монахов. Юрий Коваль

вас не орать и разговаривать со мной на «вы», а не то живо отсюда вылетите.

      – Всех монахов сожрал, – в отчаянии повторил Крендель. – А из перьев хочет подушку сделать!

      – Подушку? – изумился Жилец, широко раскрыв свои голубые, оказывается, глаза.

      – А что ж ещё? Конечно подушку.

      – «Подушку», – повторил Жилец с недоумением и затаённой болью, сморщился, задумался, устало потёр лоб. – Что ж, – сказал он, горько усмехнувшись. – Наверно, и вправду надо бы сделать подушку. Кому всё это нужно? Зачем?

      Он рассеянно прошёлся по комнате, придвинул стул к шкафу, обречённо взгромоздился на него.

      – Надо сделать подушку. Вы правы, ребята.

      Вздыхая, Жилец достал со шкафа четырёхугольный коричневый предмет, и вправду похожий на подушку, рукавом обтёр с него пыль и кинул сверху прямо на стол. От тяжкого удара стол ухнул и присел.

      – Вот, – сказал Жилец, – таких подушек у меня четырнадцать штук.

      Перед нами на столе лежал увесистый и пухлый, в кожу оплетённый альбом. На обложке его золотом было вытиснено:

      ПЕРЬЯ ПТИЦ ВСЕГО ЗЕМНОГО ШАРА.

      СОБРАЛ НИКОЛАЙ ЭХО.

      МОСКВА.

      Крендель протянул к альбому руку, открыл обложку – и мы увидели яркие, веером разложенные перья перепёлок и кекликов, удодов и уларов, сарычей и орлов. Каждое перо имело собственный карманчик с надписью вроде: «рулевые балабана» или «маховые буланого козодоя».

      – Птицы летают и роняют перья, – говорил Жилец. – А я хожу и собираю их, ведь каждое перо – это письмо птицы на землю. Вот посмотрите – перо вальдшнепа. На вид скромное, но какой цвет, какая мысль, какое благородство…

      – «Какая мысль, какое благородство»! – потерянно повторил Крендель. – А там что, в чемоданчике?

      – Ничего особенного, – махнул рукой Жилец. – В основном – сойка, свиристель. Неразобранная часть коллекции. Маховые перья вашего монаха. Вчера подобрал у голубятни.

      Крендель побелел.

      – «Какая мысль, какое благородство»! – бубнил он и пятился к двери. – Вы это… вы уж это… Простите уж…

      – Ещё бы, – смущался я.

      – Да ладно, чего там, – говорил Жилец, – заходите ещё, о жизни потолкуем, на перья поглядим.

      – Ещё бы, ещё бы, – твердил я, глядя на закрывающуюся дверь.

      Появление гражданина Никифорова

      В переулке фонарей ещё не зажгли. Сумрачно было во дворах, темно в подворотнях.

      К вечеру многие жильцы вышли на улицу поболтать, подышать воздухом. Вдаль по всему переулку до Крестьянской заставы, по двое, по трое, кучками, они торчали у ворот и подъездов. У нашего дома собралась даже небольшая толпа: Райка Паукова, бабушка Волк, а с ними знакомые и незнакомые люди из соседних домов и пришлый народ, из Жевлюкова переулка.

      Из толпы доносились обрывки слов и разговоров:

      – И что ж, их прямо в рясе повели?

      – Денег полный чемодан…

      – Да разве ж они залезут в корзинку?

      – Тьфу! – плюнул Крендель. – Болтают, не зная чего.

      Сражённый