Курмахама. Надежда Калинина

Елена от монотонного шума проснувшейся квартиры. Кто-то шаркал по полу босыми пятками, где-то, вероятно, на кухне, негромко переговаривались, чем-то громыхали на плите, шипел закипающий чайник. Она потянулась и открыла глаза. В комнате кроме нее никого не было, яркий солнечный свет проникал через все еще задернутые шторы. На соседней кровати, на месте, где недавно спала ее сестра Иришка, валялась лишь смятая пижама. Елена встала с дивана, взяла со стула цветастое платье, оказавшееся, впрочем, не платьем, а халатом, накинула его и вышла из комнаты в коридор. И только там осознала – она по-прежнему в прошлом!

      Странно, но после кратковременного утреннего сна это никоим образом не огорчило Елену. Напротив, где-то внутри неё шевельнулся азарт исследователя. «Ну и пусть! – решила она, – Будь, что будет, а пока поживу-ка я молодой жизнью. Даже, если это всего лишь сон, который скоро закончится».

      Из кухни, находящейся в конце коридора, раздавались негромкие голоса домочадцев, пахло чем-то жареным и удивительно вкусным. Елена замерла в дверях в нерешительности, пытаясь распознать, определить, понять свои новые ощущения. Главное, что она чувствовала – жуткий голод. А ещё желание немедленно повторно умыться. Где-то на периферии сознания Елена помнила Геннадия, его болезнь, но воспоминания о муже были какими-то расплывчатыми, приглушёнными, хотя и вполне различимыми. Гораздо ярче она воспринимала текущий момент – запах еды, прохладу от половиц, на которых стоят её босые ступни.

      Вообще всё казалось ей обыденным, привычным в том дне, где она сейчас находилась. Елена даже без труда вспомнила, как смотрела вчера с родителями по телевизору какое-то унылое кино, в котором герои, вместо того чтобы просто вести себя как нормальные люди, пафосными, никогда не употребляемыми в разговорной речи словами бесконечно дискутировали о партийном долге, а также часами обсуждали планы партии на текущую пятилетку. Будто больше поговорить им было не о чем. Иришка заснула, не дождавшись конца фильма, и отец вынужден был тащить великовозрастное дитятко на руках до кровати. Взрослые же, включая её, Елену, досидели до конца картины и только потом разошлись ко сну. А еще перед сном, уже лежа в кровати, она читала «Воскресение» Толстого.

      «Какое ещё «Воскресение»?! – возопил в голове голос разума, – ты же весь вечер проторчала в палате Генека и уснула вчера почти мгновенно! Курмахама, а не воскресение было у тебя!»

      От этого внутреннего окрика Елена вздрогнула, напряглась, ощутила острую растерянность. Но юный здоровый организм не стал ждать, когда умный ум расставит всё по местам. Ноги уже сами несли Елену на кухню, навстречу дивному запаху маминых блинов. И все же при виде родителей, которые в её «настоящей» жизни умерли много лет назад, она не могла сдержать эмоции. Дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы, уже готовые политься по щекам в несколько ручьёв. Только недюжинным усилием воли Елена смогла взять себя в руки. Пока никто не заметил, она быстро смахнула непролившуюся влагу с ресниц