Курмахама. Надежда Калинина

эту лавку, потому что привыкли собираться и сидеть на ней вечерами, как курицы на насесте.

      «Не помню, чтобы я когда-то играла в песочнице или сидела на лавке, – припомнила Елена, с волнением изучая милый сердцу, пусть и убогий заоконный пейзаж, – мы с подружками всегда играли около тополя. За неимением в моём родном Серпске других мест для времяпрепровождения, прорыли под корнями бедного великана кучу всевозможных ямок, оголив при этом толстые корни. Помню, как к этому тополю летом чуть ли не каждый день девчонки приносили старые детские одеяльца, кукол, игрушечную посуду и самозабвенно играли, представляя себя родителями или принцессами. Боже, как давно это всё было! Но вот он, старый тополь, жив и здоровёхонек. И даже не выглядит очень древним. А трубы за окном – это завод, на котором трудятся родители. Совсем близко от дома, поэтому в квартире нередко пахнет какой-то гарью».

      И тотчас мысли растерянной Елены потекли совершенно в ином направлении: «Но всё же, что со мной происходит? Неужели я не сплю и действительно нахожусь сейчас в прошлом? Как можно проверить, что всё это мне не снится? Надо срочно посмотреть на себя в зеркало!»

      Она на цыпочках, чтобы не разбудить девочку на кровати, подошла к двери и выглянула в коридор. Сомнений быть не могло – перед нею действительно был коридор знакомой с детских лет родительской квартиры. Тихонько, держась рукой за стенку, чтобы не наткнуться в темноте на препятствие, Елена пробралась к ванной комнате, нащупала на стене выключатель. Щелкнула им, вошла в тесное пространство между стеной и краем ванны и остановилась точно вкопанная напротив зеркала.

      Из зеркала на неё недоумённо таращилась совсем юная девушка, почти ребенок. Елена с удивлением изучала изрядно подзабытый собственный облик многолетней давности. Спутанные после сна длинные волосы пепельного цвета без намека на седину, тонкая и оттого кажущаяся невероятно длинной шея, почти как у молодого жирафа. И при этом не менее тонкие руки, а главное – юная кожа, чистая, упругая, без единой морщинки. Елена как можно ближе прильнула к зеркалу, погладила себя по голове, собрала волосы в кулак, пропустила прядь между пальцами и повинуясь возникшему внутреннему импульсу, заплела косу. Потом открыла воду, плеснула в лицо несколько пригоршней, и снова глянула в зеркало, втайне надеясь, что наваждение рассеется.

      Вода не помогла, на неё по-прежнему смотрело юное создание – она сама, только много-много лет назад. Тогда Елена сделала шаг назад, чтобы в зеркале отразилось не только её лицо, но и туловище, провела руками по бокам, собрала сзади в ладонь лишнюю ткань ночной рубашки, чтобы четче просматривался силуэт фигуры. Девушка, отразившаяся в зеркале, была худенькой и немного угловатой, что ли. Она провела рукой по груди и нащупала две маленькие упругие выпуклости.

      – Я и забыла уже, какой бывает девичья грудь! – прошептала себе под нос Елена.

      И вдруг подобно молнии в голове возникло и взорвалось одно единственное слово: «Курмахама!»

      «Неужели