Семь лет до декабря. Белые кресты Петербурга. Мила Сович

господам лицеистам, – сказал Остерман, улыбаясь. – Ему и в Варшаве равных не было.

      – Варшава! Вот уж где нам было не до танцев! – Милорадович поморщился. – А что, князь, вы мне бумаги какие-то обещали по польскому вопросу?

      – Ну не на вечере же, граф! – взмолился несчастный Оленин. – Дозвольте хоть на время забыть, что я обязанность секретаря исполняю уж который год, а места как не было, так и нету! Так что же Варшава, Александр Иваныч?

      – Виноват, князь, я проштрафился, мне вас и развлекать теперь, – со смехом перебил Остермана Милорадович. – В Варшаве вот что было. К нам как-то Паскевич, кажется, подошел, с вопросом, что станет из всей великой ласки государя к полякам. А Александр Иваныч ему и брякни: «А то и станет, что ты через десять лет будешь их со своей дивизией брать!»

      Воцарилось скандализованное молчание. Потом князь Оленин с сомнением покачал головой и нахмурился.

      – Пока что, господа, наш государь даровал Польше Конституцию, а цесаревич Константин, ежели законным браком сочетается с панной Груздинской…

      – Бог мой! Прошу заметить, князь, теперь о политике вы сами заговорили!

      Остерман с улыбкой подал руку княгине Олениной.

      – Пока эти двое здесь договорятся про свой Государственный Совет, позвольте вас на котильон?

      ***

      Графиня Потоцкая откинулась на козетку и отвела от губ длинный янтарный мундштук. Она сильно похудела и осунулась за зиму, и никакая пудра уже не скрывала запавших глаз в обрамлении черных кругов.

      – Курите, граф, это ничего, – по-французски она говорила изысканно и просто. Так же просто, как подавала огня, протягивала руку для поцелуя или наливала кофе. Без всякого колдовства эта женщина знала, как создавать удобство – мужчинам, конечно же, в первую очередь.

      Ольга молча сидела за пяльцами, склонив гладко причесанную головку над сложной вышивкой. В последнее время она почти перестала смеяться над его ошибками во французском, не то что старшая, Софья, которая ушла сразу после обеда, отговорившись головной болью.

      – Софи меня беспокоит, у ней слишком часто болит голова, – мысли графиня Потоцкая угадывала безошибочно, вызывая подозрения, что все-таки читает их. – Это верно, граф, что генерал Киселев отправлен в Тульчин?

      – Да, графиня, это совершенно верно. Начальником штаба во Вторую армию.

      Графиня покачала мундштук в сухих пальцах.

      – Как это… неприятно, граф.

      Милорадович мог бы спросить, чем же неприятно, что к ее дочери посватался приличный светский человек, молодой и в чести у государя, но у него никогда не хватало духу допустить даже намека на прошлое греческой куртизанки. Ясно, что Киселев с его безошибочным чутьем на прошлое и будущее мог уличить графиню в темном колдовстве, но он-то сам ее за руку не ловил! Еще и Ольга сидела тут же, уткнувшись в вышивку, и уж точно ни в чем не была виновата.

      – Ваш старший сын служит там же, верно? – наконец вспомнил он подходящий предлог для беседы. Хотя граф Иван Витт тоже личность весьма противоречивая, но ведь она все-таки мать.

      Графиня