Степная сага. Повести, рассказы, очерки. Валерий Латынин

подсказал Ложкин.

      – Вот-вот, акционироваться. А Саня не схотел идти под ярмо, семейные паи на землю, что поделили между станичниками, забрал. Сам теперь управляется. А мы в кабалу попали, по нескольку месяцев зарплату ждем.

      – Какую там зарплату? – хмыкнул Воробьев. – Натурпродукта. Хорошо, если зерном дадут. Помолоть на муку можно. Скоту скормить, птице. А если – яблоками, че с ними делать? Токо бражку. Ну, братцы, за здоровье!

      – Воробей, не гони вороных! Успеем еще набраться под завязку, – урезонил нетерпеливого товарища хозяин дома. – Мы все-таки давно с Валентином не виделись. Не мешает поговорить по-трезвому. Нам есть что вспомнить. С малушка дружим, лет с двух или трех. У меня в альбоме фотография есть, где мы с ним возле лисапеда стоим, ростом с колесо. Во как!

      А представляете, какие у меня были глаза, когда ко мне в часть, что за три тысячи верст от дома, в казахстанских песках, Валька в курсантской форме заявился? Я чуть с катушек не съехал, думал – глюки. Все взаправду оказалось. Узнал Валька из писем родителей, что я попал в Капчагай служить, взял увольнительную и ко мне из Алма-Аты мотанул. Потом я к нему не раз в увольнения ездил, да и не только в увольнения, по правде сказать. Такое, маэстро Ложкин, не забывается. Так что ты зря нашего кореша на вшивость проверяешь.

      – Я же не сам выдумал, в газетах писали…

      – Мне на ту писанину – тьфу! Понял? Покупные писаки в любую сторону что хочешь накатают. А Валентин – человек! И никто меня не переубедит в обратном.

      – Да никто и не собирается переубеждать. Давай лучше накатим за друга детства. Он нам тоже не чужой.

      Разговоры смолкли. Звякнули стаканы. Причмокнул от удовольствия Виктор Воробьев. Дружно застучали ложки, вычерпывая из мисок наваристую уху. На плите смачно шкварчала сковорода, и по горнице растекались ароматы жареного мяса и чеснока. Жена Александра – Люба готовила очередное угощение для компании.

      – Котлеты? – чутко повел носом в сторону хозяйки Ложкин.

      – Да. Все никак не успокоится моя квочка. Боится, чтобы вы голодными не ушли.

      Ложкин благостно погладил рукой припухающий живот, с певучими нотками в голосе похвалил заботливую жену друга:

      – Дай Бог здоровья Любаше, никто в станице вкуснее ее не готовит!

      – А ты уже во всех дворах успел постоловаться? – поинтересовался Столяров.

      – Ну, может, не во всех, но во многих. У нас народ консервативный, любит живую музыку. Магнитофонов с музыкальными кассетами и дисками ему не хватает. Предпочитает песни под гармошку или гитару. Да и хором еще поют. Правда, больше – старики. А молодым гитару подавай. Так что мы с моей шестиструнной подругой не скучаем.

      – Потому и не женишься никак, все молодух своими песнями охмуряешь, – хохотнул Зимовой.

      – А я разок на молоке обжегся, теперь дую водку, – смешком ответил Ложкин. – Какие наши годы?

      – Я уже дед, – торжественно сообщил Столяров. – Гляди, Вовка, допоесся, што некому будет стакан воды подать.

      – Была бы шея, а хомут найдется, – отшутился