Степная сага. Повести, рассказы, очерки. Валерий Латынин

и вкусные у тебя катламы, мамуля! Ни у кого ничего подобного не ел. Твой фирменный рецепт?

      – Какой там ришепт? Как моя мама эти пышки пекла, так и я. На кислом молоке, яичках, постном масле, тесто круче завожу. Вот и все.

      – Так уж и все? Кабы так просто было, и дочки бы так же вкусно готовили. А то ведь не дюже так…

      – Ну, не знаю. Каждый человек на свой лад все делает. Точь-в-точь никто не повторяет.

      – Вот и я говорю, что на твой лад катламы самые вкусные получаются.

      – Ну и на здоровье! Ты бы пухляковского винца покушал. Твое любимое. Влить трошки? Не знаю, как получилось в нынешнем году. Из-за болезни отца некогда было вино как следует доглядать. А оно не любит беспризорства. Чуть что не так, перекисает. Вроде не обуксилось? Совсем мало сделала. Угостись.

      – За твое и папино здоровье, дай вам Бог еще многие благие лета!

      – Дай-то Бог!

      Валентин с удовольствием опорожнил желтый пластмассовый стаканчик и с аппетитом стал закусывать румяной жареной лепешкой, макая ее в крутую деревенскую сметану.

      Самодельный деревянный стол, застеленный цветной клеенчатой скатеркой, эмалированные тарелки с зелеными ободками, графин из красного стекла, увитый виноградными гроздями, поточенная шашелем старинная посудная горка… Такая бесхитростная деревенская утварь, привычная с детства, простая крестьянская еда умиляли и согревали душу чувством погружения в родную стихию. Валентин, несмотря на тревожную ситуацию в доме, впервые за несколько месяцев ощутил состояние защищенности от агрессивной среды и какого-то внутреннего комфорта.

      – Господи, как же хорошо дома! – произнес он, обнимая мать и склоняя голову на ее плечо. – Нигде нет такого опьяняющего покоя, как в родительском доме. Кажется, только сейчас по-настоящему начинаю понимать выражение «чувствовать себя в своей тарелке». Спасибо вам, мои родные!

      – Не за что, сынок, – ответила Оксана Семёновна, – что же ты ничего не ешь? Все катламы остались на тарелке.

      – Да что ты, мамуль? Вон как бурдюк набил. – Валентин провел рукой по животу. – Разве у тебя можно голодным остаться? Вы с батей всегда хлебосольством отличались. Спасибо за то, что вы такие славные у меня!

      – Ну, скажешь, славные! Обыкновенные, как и все деревенские. Не ученые наукам. Живем, как исстари заведено. Отец-то, куда ни шло, четыре класса до революции окончил, а я совсем безграмотная…

      – Да разве в грамоте дело, мамуля? Добрые вы, независтливые, радушные, покладистые. Друг с другом в мире живете и со всеми соседями. Ничего от жизни не просите, а сами последний кусок отдать готовы тому, кто нуждается. Я же помню, как ты нищих принимала, если кто-то милостыню просил. Не у калитки что-либо подавала, чтобы побыстрей отделаться, а в дом приглашала, кормила, расспрашивала о беде их. Сочувствовала. Это так редко сегодня встречается.

      – Выдумщик ты наш! Насочинял себе. Ничем особым мы от других людей в станице не отличаемся. Живем как все.

      – Ты хоть с одним человеком