Степная сага. Повести, рассказы, очерки. Валерий Латынин

батя, и моли своего ангела-хранителя, чтобы ноги не подводили. Вперед, пехота!

      Теперь они вдвоем, а не втроем, как первый раз, стали прохаживаться по комнате от комода до печки и обратно. После очередного разворота Валентин убрал свою руку из-под локтя отца и предложил:

      – А теперь пробуй сам двигаться.

      Старик на несколько мгновений остановился, будто убеждался в своей остойчивости без посторонней помощи. Потом, слегка пошатываясь, сделал один шаг, второй, третий. Дошел до зеркала. Придержавшись рукой за комод, развернулся и уже более уверенно пошел назад.

      Валентин стоял посредине комнаты, готовый в любой момент подхватить отца, сопровождал взглядом каждое его движение.

      – Лед тронулся, Яков Васильевич! – с радостью резюмировал он.

      – Кажись, пошло…

      – Лиха беда начало. А часик изо дня в день походишь и ни в чьей помощи не будешь нуждаться. Мышцы работать начнут. А так, на кровати, лежа как барин, да с прислугой, только быстрей на тот свет отправишься.

      – И впрямь сам ходит! – подивилась Оксана Семёновна. – Яша, ты как?

      – Вишь, оказывается, еще сам могу двигаться. Токо зябко почему-то…

      – Счас полушалок накину.

      Семёновна достала из шкафа свой бежевый в розовых цветах большой платок и укутала плечи мужа.

      – Так лучше?

      – Получше, кажись. Покрасовался женихом, теперь Бабой-ягой побуду, – пошутил старик, глянув в зеркало. – В полушалке я впрямь как энта старушенция.

      – А Баба-яга на самом деле – дед, – сказал Валентин. – На тюркском «бабай ага» означает – старый человек, дед.

      – Ишь как! А наши сказочники зачем-то переиначили смысл.

      – Чем непонятней, тем интереснее, наверно?

      – Сынок, ты бы до друзей сходил, – предложила Оксана Семёновна. – Чего с нами день-деньской хороводиться? Поднял отца на ноги, он теперича потро́шки будет сам управляться. А ты развейся. Повидай школьных товарищев. Они завсегда про тебя интересуются, особенно дружок твой – Саша Григорьев. Зараз под зиму работы в поле нет, все дома хозяинуют. Прогуляйся по станице, кого-нибудь и встренешь.

      – Ты, как всегда, права, мамуля, надо повидаться с одноклассниками, но и отца оставлять одного пока рискованно, не кувыркнулся бы.

      – Да я дюже взбрыкивать не буду, – подал голос Яков Васильевич. – Байдик материн возьму для помощи. Похожу – отдохну, потом еще трошки похожу. А ты сходи проветрись.

Глава 5

      В просторной и светлой горнице дома Григорьевых, которую украшали и делали уютной нарядные тюлевые узорчатые гардины на окнах, задорно звенела гитара. Разбитной гитарист, с негустым венчиком рыжеватых волос вокруг лысой головы, со слегка выпученными глазами и лихо закрученными а-ля казак усами, старательно озвучивал шлягеры Александра Розенбаума.

      Это был один из пяти оставшихся в станице после окончания школы одноклассников Валентина Середина – Владимир Ложкин – неунывающий разночинец и «великий комбинатор» местного масштаба.

      Пока другие