Большая книга ужасов – 91. Елена Арсеньева

из скользких ручонок деревяшки и не отшвырнул ее от себя.

* * *

      Швырнул впечатляюще: уродец отлетел к самому дереву и, ударившись об один из толстенных корней (даже треск послышался!), замер неподвижно.

      «Неужели я его убил?» – мелькнула мысль, которая меня ужаснула, но, на счастье, другая оказалась более разумной: «Невозможно убить того, кто уже умер!» Третью можно было бы считать пределом идиотизма, но лучше считать ее показателем того состояния, в котором я находился: «Если его невозможно убить – значит, он может снова очухаться и наброситься на меня!»

      Я не стал разбираться в деталях: кое-как выпутался из пуповины, выполз из ямы и кинулся наутек.

      Вокруг было ни светло, ни темно: откуда-то лился яркий, но в то же время призрачный не то белый, не то голубоватый, не то зеленоватый свет, но мне его было вполне достаточно. Я думал только о том, чтобы убежать как можно дальше от кошмарного дерева!

      Я бежал, озираясь – и постоянно ощущал чей-то взгляд, устремленный на меня. Но постепенно дошло, что это не взгляд, а взгляды! Деревья, мимо которых я несся как угорелый, смотрели на меня!

      Нет уж, хватит с меня мертвящего взгляда деревянного уродца!

      Все время казалось, что он очухался и мчится следом, проворно перебирая ножонками, не то злорадно хохоча, не то плача от бессильной злобы, размахивая при этом пуповиной, как лассо.

      Подумал с отчаянной надеждой: «Нет, наверное, я уснул в «газели», вот и мерещится невесть что. Сейчас доедем до города – и я проснусь. И окажется, что мы не останавливались около почтового ящика и письмо я так и не бросил.

      Ну и ладно! Тем лучше! Я его просто выкину. Изорву в клочки и выкину, и не в почтовый ящик, а в мусорный! И постараюсь отговорить маму на следующий год ехать туда, где я был сегодня – или где мне казалось, что был…»

      На бегу я заметил в чаще сбоку автомобиль и чуть не рухнул от изумления. Но это был не глюк – там в самом деле стоял автомобиль! Я видел его крышу – не то коричневую, не то красноватую. Правда, через нее проросло какое-то дерево, да и весь автомобиль покрылся травой и мхом так, что марку не различить.

      Я не мог понять, что за лес окружает меня. Не сказать, что я такой уж знаток ботаники, но березу от елки, а дуб от клена все-таки отличу. И даже ясень мне знаком, и рябина, ну и липу узнал бы, особенно когда она цветет или ягодой покрыта. Но здесь деревья были одновременно и знакомые и незнакомые, как бы скрещенные между собой. И Потаповы рассказки всплыли в памяти: «Вон деревья, видите? Они вроде березы, а листья у них как у рябины, понятно? Такие только на этом кладбище растут!»

      «Мутанты, что ли?» – с издевкой спросила тогда Лили.

      Похоже, она была права. Стволы березовые, белые в черных черточках, но с веток осыпаются желуди, а листья разлапистые, кленовые, желто-красные… Значит, такие деревья растут не только на кладбище? Или кладбище и сюда дотянулось?

      У меня мутилось в голове от этих мыслей, и в эту самую минуту впереди, в просвете между деревьями, показалась крыша избы. На ней, правда, торчало какое-то высохшее деревце, но я уже понял, что передо мной деревня.

      Там