Сезон пурги и пепла. Павел Беляев

выбирают себе преемников. Эти комы уряжают нами несколько дней, а потом мы все дружно должны выбрать их над собой. После этого мы можем умереть за них все как один, по первому слову. Но они за нас – ни за что. Таков древний Покон. Не нами сложенный, не нам его и рушить.

      Медведь положил лапы людям на плечи. Оба философа согнулись под их тяжестью.

      – Мы не можем прекословить вожакам, а они, похоже, не могут этой вздорной бабе. Поэтому вы – наша единственная надежда.

      Лугин Заозёрный вскинул брови, а потом резко поморщился и потёр лицо ладонями, будто в надежде проснуться.

      – Послушай, Трес, но ведь это ужасно несправедливо! – воскликнул Азарь. – Почему вы должны страдать ради сомнительного удовольствия кучки засранцев, которые по роковой случайности оказались у вас главными?

      – Таков Покон, – ещё более гордо повторил медведь, как будто страдание во имя одного только этого Покона уже его возвеличивало.

      Азарь устало потёр переносицу и вопросительно посмотрел на учителя.

      – Что скажешь, Луги?

Согласиться помочь комам – стр. 228Пусть разбираются сами – стр. 95

      Философов заперли в стылой, промёрзшей избе, где было немногим теплее, чем на улице. По стенам бежала тонкая паутинка изморози. На старых полках стояли трухлявые бочонки. Сквозь щели в заколоченных ставнях сочился тусклый свет. В его белых пучках клубилась мутной взвесью потревоженная пыль.

      Как только стихли молотки, которыми избу заколотили, чтобы пришлые сказочники не убежали, Азарь принялся рыскать по помещению. Он, ничуть не смущаясь пыли, прополз по всему полу на брюхе, с дедерским грохотом порылся за печкой, а потом принялся шарить по полкам.

      – Что ты там ищешь? – спросил Лугин.

      Он слепо водил перед собой руками, а когда нащупал стол, чуть присел и опустил зад на скрипучую лавку, что стояла подле него.

      В ответ раздался треск и визг старых гвоздей, которые жестоко выдирали из промёрзшей древесины.

      – Собираюсь затопить печь, Луги. Иначе мы тут околеем раньше, чем кто-то удосужится объяснить, какого дедера. А заодно, мож, чего доброго, сухарь найду.

      – Ты ж токо из-за стола!

      – Так кто его знает, сколько нам тут куковать? А ждать у моря погоды, зная, что у тебя заныкан кусок хлеба – куда приятнее.

      – Ну, тебе виднее, – хмыкнул старый философ, имея в виду то, что его ученику уже не единожды приходилось сидеть под стражей. Собственно, поэтому Лугин и не очень-то боялся. Он верил в то, что Азарь сумеет выйти сухим из воды, как и всегда. А заодно и его вытянет.

      Азарь между тем разломал старую покосившуюся лавку, что стояла по другую сторону стола, и затолкал её в глубокий зев печи. Потом он зубами оторвал подклад своего полушубка и выудил оттуда кремень, кресало и пучок трута, которые всегда старался держать при себе – на всякий случай.

      Всякий случай выпадал довольно часто.

      – Скотина! – выругался Азарь после очередной бесплодной попытки поджечь заиндевелое дерево.

      – Думаешь,