Сезон пурги и пепла. Павел Беляев

а это мой сын»? Какого дедера, Луги?

      – Медведь и впрямь очень умён, я решил не обижать его ложью. На которую, между прочим, он не повёлся с самого начала! – в ответ зашипел старый философ. – Тем более их была целая толпа. Пожалуй, не стоило раздражать мишек.

      – Вообще-то у медведей очень хороший слух, – проворчал Трес. – Так что я всё слышал. Я очень рад, Лугин Заозёрный, что ты решил не лгать, но не считайте меня больше глухарём!

      – Как скажешь! – проворчал Азарь.

      – И не называйте нас больше мишками…

      – Что, плохие воспоминания? – не удержался от ехидства молодец.

      – Что-то вроде того…

      Они пришли к некой усреднённой постройке между медвежьей берлогой и человеческой землянкой. Лаз был занавешен грубой мешковатой дерюгой, а на покрытой дёрном и сухостоем крыше росла малина.

      Внутри было достаточно просторно, чтобы берлога вместила в себя штук пять-шесть медведей, причём вытянувшихся в полный рост на нормальных таких дубовых полатях. В действительности же в дальнем углу был свален ворох примятой соломы, на которой, видимо, спал Трес. По всей земляной стене справа от входа тянулись берестяные короба. А слева…

      Слева – это был отдельный разговор, поскольку там стояли книжные полки. Они были грубо вырублены – не сколочены, а именно вырублены, – из цельного ствола огромного дуба. И книг на них было не меньше пятидесяти. Ничего удивительного, что Азарь в первую очередь подошёл именно к ним.

      – Мать честная, Луги, ты тоже это видишь?

      – Так же отчётливо, как и тебя. И ты всё это прочитал, почтенный Трев? – обратился он к медведю.

      – Трес.

      – Прости, пожалуйста, – повинился Лугин. – Я просто немного сбит с толку.

      Трес разложил хворост перед коробами и размял затёкшую спину – совсем как человек.

      – Честно говоря, не всё, Лугин Заозёрный. Твою книгу я не осилил. Ох и нудный же ты мужик…

      Азарь расхохотался.

      – Видишь, Луги? Не один я так считаю! Чёрт возьми, тут и правда есть твоя писанина! – воскликнул Азарь, уставившись на увесистый том под названием «Трактат о сути вещей».

      Лугин вздохнул.

      – Вообще-то я написал много чего и помимо него…

      Медведь между тем наломал хворост мелкими веточками и сложил в маленький шалаш прямо на землю в самом центре берлоги. Потом Трес что-то пробубнил себе под нос, и хворост занялся огнём.

      – О, – поражённо произнёс Лугин, хотя чему тут было удивляться, когда Трес или кто-то из его медведей смог укрыть целый отряд пологом невидимости?

      Говорящий зверь порылся в коробах и выудил оттуда закопчённый глиняный горшок, куда высыпал несколько пригоршней сушёных трав, а потом выкатился во двор, чтобы набрать в кувшин снега.

      Азарь и Лугин на какое-то время остались в берлоге, предоставленные сами себе. Оба философа продолжали изучать медвежью библиотеку и тихо дурели. Тут тебе и «Луэнсио» Мореля Геннора, и «Странствия» Ярыги Трумсфьелля, и «Житие святого Арефа-затворника» от неизвестного автора, не говоря уже о «Трактате о сути вещей» самого Лугина.