Шаги Командора или 141-й Дон Жуан. Эльчин Гусейнбейли (Гарачуха)

Устаджлы, Горхмаз-хан Шамлы, правитель Кашана Мохаммед-хан Туркман. Обсуждали планы устранения от власти Хейранниса-бейим. Пири Мохаммед-хан негодующе говорит:

      – Как могло случиться, что эта персидская фурия топтала нас, изгалялась, тешилась отсеченными головами и потрохами истерзанных кызылбашей?

      – Надо кончать с этим, – промолвил Горхмаз-хан.

      Судили-рядили и решили: отправиться к шаху и рассказать ему о бесчинствах и лиходействе шахини и потребовать пресечения ее вмешательства в державные дела. Они были вправе требовать этого. И имели возможность «надавить» на шаха. В противном случае монарх мог лишиться поддержки влиятельных племен «устаджлы» и «шамлы». Надлежало добиться этого решения быстро, иначе, если пронюхают сторонники шахини, то тюркским эмирам несдобровать.

      – За дело, беи!

      Вечером того же дня посланцы эмиров явились к шаху. Мохаммед Худабенде, не ожидавший визита, беседовал с гостем – правителем Гилана. Речь шла о последствиях засухи и недороде на рисовых полях.

      Тут вошли стражники и сообщили о неожиданных визитерах. Шах смешался, поспешил выпроводить гиланского предводителя, пообещав направить в провинции необходимое количество зерна. Обычно при встрече с вождями племен и военачальниками все сидели кругом; лишь по торжественным случаям шах садился на трон. Но на сей раз Мохаммед Худабенде предпочел принять гостей, восседая на престоле.

      Гости в сопровождении стражников вошли. Впереди шагал Мохаммед-хан Туркман. Положа руку на сердце и трижды поклонившись, поцеловал руку, а затем подол шахской «джуббы»-мантии.

      За ним изъявили свое почтение остальные.

      – Да сподобит Аллах долгого и славного царствования нашего шаха и духовного вождя! – начал Мохаммед-хан. И остальные вторили ему.

      – Нет в мире правителя справедливее вас, и вся Персия гордится вашей праведностью и справедливостью, – польстил шаху Горхмаз-хан.

      Шах прекрасно понимал, что повод, побудивший явиться к нему столь внушительную делегацию, весьма серьезен. Он полагал, что речь пойдет, наверно, о гульбе и куражах Хамзы Мирзы в последнее время, вызвавшие ропот знатных людей. Но разговор принял совершено другой оборот.

      Мохаммед-хан говорил недвусмысленно:

      – Кобыла в табуне – чтобы плодить потомство, но, бывает, она ссорит жеребцов… А как быть, если в пору таких распрей враги нападут на нас?

      Шах сперва не понял иносказания. И сморозил:

      – Тогда пусть жеребцы сбросят кобылу с обрыва…

      – Перейму печали твои, – вступил в разговор Шахрух-хан, – времена смутные, нельзя на кого-то положиться…

      Шах теперь подумал, что речь идет о мятеже Алигулу-хана.

      – Я направил туда надежного человека. Не верю, чтобы над головой Аббаса Мирзы нависла какая-либо угроза.

      Под «надежным человеком» шах подразумевал Султанали-бека.

      Видя, что разговор крутится вокруг да около, Горхмаз-хан