Шаги Командора или 141-й Дон Жуан. Эльчин Гусейнбейли (Гарачуха)

всегда говорю, если мусульмане женятся на христианках и народят от них сыновей, то это пойдет во благо, но с условием, чтобы их воспитывали как правоверных. – Мать самого шаха была грузинкой, и он намекал на это обстоятельство. – Я буду рад видеть среди моих воинов еще одного будущего полководца из рода Баят. Да облегчит Аллах ваш путь…

      Шах поднялся с трона.

      Посетители вновь приложили уста к его деснице и подолу одежды. Шах погладил юного Орудж-бея по голове и у венценосца мелькнула задумка: если сей новобранец вернется живым, хорошо бы выдать младшую дочь, Бейимнису замуж за него. Но об этом не обмолвился, довольствовавшись похвалой:

      – Славный отрок…

      И пожелал жестом доброго пути.

      Отец и сын попятились на несколько шагов и покинули шахский дворец.

      Вернувшись в полдень, они застали Зейнаб за намазом.

      – Allahi Əkbər. Bismillаhir-Rəhmanir-Rəhim. Əlhəmdü Lillahi Rəbbi-l-Аləmin, Ər-rəhmanir-Rəhim, Maliki yəumiddin…[21]

      Зейнаб соблюдала все уставы ислама. Однако, услышав шаги и поняв, что сын и муж вернулись с аудиенции, она прервала молитву и выпрямилась, тем самым совершила погрешность в ритуале, не осознавая этого.

* * *

      Слушая профессора, я подумал, что в его изложении язык средневековой знати выглядит изрядно современенным. Но грех было сетовать. Ведь неимоверно трудно по прошествии веков воссоздать и реставрировать в точности язык наших далеких предков. Я и тогда, и позднее много бился над этим. Наконец, осознал, что для меня главнейшее – мышление, образ мышления, жизни, уклад, дух пращуров. Постичь, уловить дух – счастливая удача.

      Здесь профессор прервал изложение своих заметок, – было уже за полночь.

      Он аккуратно сложил свои записи, собрал в узелок и сказал мне:

      – Поезжай в Казвин. Подлинная правда лежит дальше. Меня туда не пустили. А эти заметки, – он передал мне узелок, – дальнейшее отыщи ты сам. Чтоб узнать истину, надо иметь бдительный, зоркий, живой дух. А дохлый дух – бесплоден, – добавил наставительно: – Никогда не оставляй свой намаз незавершенным.

      Я встал. Хотел было признаться, что не совершаю намаз, но воздержался из опасения задеть религиозные чувства профессора.

      Вопросов у меня было множество, но я не стал их задавать.

      Мохаммед и Захра-ханум, сидевшие в «пежо», уже клевали носом.

      Когда мы отъезжали, я заметил позади нас внезапно вспыхнувшие фары, но не придал этому значения. Следовавшая за нами машина через некоторое время обогнала нас и исчезла; затем снова возникла впереди, отстала и «села на хвост», наконец, убралась.

      Екнуло сердце: слежка! Но я промолчал о догадке. Похоже, Мохаммед и моя тебризская коллега уловили мое беспокойство; они тоже проследили взглядом любопытную машину, и тоже промолчали, видимо, думая о возможных последствиях. Я, впрочем, просчитал всякие превратности, прежде чем пустился в это странствие.

      Когда знаешь, что во дворе кусачая собака, уже не так страшен ее лай…

      Мохаммед в ту ночь переночевал в машине, сказав, что привык к таким «походным» условиям; на всякий случай

21

«Благодарение Аллаху, Господу миров, Всемилостивому и милосердному, Вершителю Судного дня…».