Тени кафе «Домино». Эдуард Хруцкий

достал из стола австрийский штык.

      – Нет, надо понятых позвать.

      – Понятых, – передразнил Андриянов, – у вас в Москве все не как у людей.

      – Порядок такой, – развел руками Тыльнер.

      – Ну, как знаешь. Кликните там понятых, да Котову сюда.

      Понятые сели на стулья, Оловянников приготовился писать протокол.

      – Гражданка Котова, Вы утверждаете, что посылку эту Вам прислал родственник из Москвы. Назовите его фамилию и имя.

      – Мой брат – Котов Спиридон Кондратьевич.

      – Кто? – ахнул Тыльнер.

      – Котов Спиридон Кондратьевич, – повторила задержанная.

      – Вот это да. Ее брат, товарищ Андриянов, воровской Иван Спирька Кот.

      – Да ну.

      – Что в посылке?

      – Не знаю.

      – В присутствии понятых вскрываем посылку.

      Тут-то и пригодился австрийский штык.

      – Пиши, Оловянников, – Тыльнер достал из ящика шесть новеньких женских платьев.

      – Смотрите, товарищи понятые, на них еще магазинные ценники «Дамский салон», «Кузнецкий мост». В цвет, товарищ Андриянов неделю назад они подломили этот замечательный магазин на Кузнецком мосту. Поедем в гости к Спиридону Котову, а сестричку его, товарищ Андриянов, задержите.

      Москва. Гостиница «Метрополь»

      Номер гостиницы «Метрополь», ныне Второго Дома Советов, пытался сохранить еще былую элегантность. Бронзовые бра на стенах, отделанных некогда шитым штофом, а нынче похожим на заплатанное дорогое платье.

      Бронзовые полуобнаженные женщины держали в руках побитые хрустальные светильники.

      Огромная люстра над потолком, порезанная и заплатанная кожаная мебель, белый рояль. Красный генерал Саблин принимал гостя. Они уже отобедали и пили кофе с ликером. Гостем был знаменитый некогда журналист, заведующий в свое время светской хроникой в редакции «Русского слова», Борис Борисович Штальберг.

      – А Вы знаете, милый Юрочка, кто в восемнадцатом году стоял здесь постоем?

      – Нет, Боренька.

      – Сам Мамонт Дальский, один из вождей московских анархистов.

      – Вождь анархистов, – иронично ответил Саблин, – наверное, великий актер, революцию воспринял как театральное действо, а себя возомнил новым Дантоном.

      – Не скажите. Великий трагик неплохо устроился в этом кровавом бардаке. Его боевики экспроприировали целую кучу бриллиантов.

      – И где они?

      – Не ведомо. Мамонт погиб под трамваем и унес сию тайну.

      – Так не бывает. Кто-то должен был знать.

      Саблин разлил по рюмочкам тягучий ликер.

      – Возможно, Вы и правы, – Штальберг пригубил рюмку, – Господи, как давно я не пил Бенедектин. Возможно, но как его найдешь. Для этого нужны люди знакомые с сыскным делом. К примеру, чекисты.

      – Господи, – замахал руками Саблин, – такие страсти да к ночи.

      – Да разве только Мамонт баловался камушками, мы с ним дружили, ни одну бутылку «Клико», «Мартелл», «Финь-Шампань» выпили за этим столом. А какая игра была?.. Боже, Боже мой…

      Борис Борисович изобразил руками нечто необычайное.

      – Империалы,