Тени кафе «Домино». Эдуард Хруцкий

пивка, – предложил Лапшин.

      Они выпили.

      – Александр Захарович, я человек прямой, знаю, вам нужны деньги, большая любовь требует немалых средств. Я вам их дам.

      – За что? – Жуков поставил стакан на стол.

      – Ваша контора занимается отправкой денег и ценностей по железным дорогам.

      – Не только отправкой, но и приемом.

      – Отлично. Я хочу знать, когда, каким поездом повезут ценности, в каком вагоне, в каком сейфе. И какая охрана.

      – Всего-то? – улыбнулся Жуков.

      – Именно за это вы получите немалые деньги и свою долю с дела. Кстати, можете дарить Сонечке украшение, я его оплатил авансом.

      Лапшин положил на стол толстую пачку денег.

      Жуков подавился пивом, закашлялся.

      – Берите, это аванс.

      – Послезавтра в Тамбов повезут сорок миллионов для выплаты зарплаты.

      – Это интересно, но не главное, – Лапшин с усмешкой смотрел, как Жуков распихивает деньги по карманам. Бумажки мне не нужны. Только камни и золото.

      – Значит, почтовый вагон отдам другим.

      Вагон тряхнуло, и керосиновый фонарь под потолком закачался, причудливо ломая тени на стенах.

      – Кашира.

      Почтальон-инкассатор встал, подошел к раскаленной печке-буржуйке, на которой закипал медный с мятым боком чайник.

      Он залил кипятком пестро раскрашенный заварочный чайник.

      Накрыл его фуражкой.

      – Пусть настоится. Я туда чабреца добавил. Духовитый чай будет.

      Милиционер-охранник снял с полки узелок.

      – Жена лепешек напекла, сахарин имеем.

      Почтальон раскрыл старый баул.

      – Мы тоже кое-что имеем. Свинину копченую к твоим лепешкам, да сахар-рафинад.

      Вагон дернулся.

      Почтальон чуть не уронил заварочный чайник.

      – Тебе покрепче?

      Он посмотрел на милиционера и увидел, как тот поднимает руку.

      Почтарь обернулся.

      В вагоне стояли четверо в масках с маузерами.

      – Сидите тихо. Будете жить.

      Человек в маске расстегнул кобуру у милиционера, забрал наган.

      Второй взял инкассаторский мешок.

      – Оревуар, мон ами, – засмеялся он и дернул стоп-кран.

      Станция «Ожерелье»

      На перроне станции «Ожерелье» горел один керосиновый фонарь.

      Свет его постоянно выцветал в припозднившемся октябрьском рассвете.

      На перроне стояли начальник станции «Ожерелье» – весьма немолодой человек в старой путейской шинели и фуражке с грязно-красным верхом, рядом с ним милицейский чин с двумя кружочками на рукавах шинели, и мрачный человек в темном полупальто из тяжелого материала.

      – Утро, а инея на земле нет, – начальник станции зевнул. – Теплый октябрь.

      – Ты бы, Илья Фомич, сказал бы своим, чтобы перрон подмели. Неудобно как-то. Все-ж станция узловая. – Милицейский начальник ткнул пальцем в гору опавших листьев.

      – Скажу. Только народец-то распустился при новой власти… Вон колокол я сам чищу. Начну указывать, а они мне «…не при старом режиме мол»…

      Вдали послышался гудок паровоза.

      Из