Амаранта – пленница короля эльфов. Натали Альбертовна Якобсон

к закату. Им и полдня оказалось достаточно.

      – Великолепные работники!

      – Только не приглашай их отрабатывать барщину в нашем графстве. Они и так тут всех перепугали.

      Хоть собор и строился на безлюдной равнине, где прежде не удавалось ничего построить, и куда из-за дурных слухов никто старался не заходить, сплетни о косматых работничках уже разнеслись по всему графству. Где-то остался отпечаток их когтистой стопы размером с коромысло. Где-то послышался их хохот, от которого сотрясались глинобитные стены сельских домиков. Где-то проломилась крыша, на которую они мимоходом запрыгнули.

      – Ты, правда, веришь, что в этой равнине жили банши? – прервал его размышления граф.

      – Деревенские девушки их точно слышали. Эти духи воют, предвещая трагедию. И если даже их отсюда прогнали финодирри, место для постройки свадебного собора здесь очень неудачное.

      Там, где воют банши, всегда лучше строить часовню для отпевания и готовить погост для похорон, но об этом Теобальд промолчал. Зачем лишний раз тревожить друга. К тому же эликсир, преподнесенный финодирри, дал временное облегчение от ран. И на том спасибо.

      Только спасибо говорить нельзя, чтобы не спровоцировать истерику и раздор. Теобальд вовремя осекся.

      Под золотой маской

      Амаранта сама не заметила, как заснула. Ей снилось, что она гуляет среди золотых роз. Это было поразительно! Цветы, в самом деле, были из чистого золота, но их нельзя было назвать ювелирными изделиями так, как они росли прямо на кустах и деревьях. От их сияния слепило глаза. А в небе проносилась какая-то темная тень. Амаранта коснулась одной из роз, но только уколола палец о золотые шипы.

      – Осторожно, ты очень близко к границам волшебного царства, произнес вдруг кто-то. Амаранта подняла голову и заметила на высокой ветке птицу с человеческой головой. Кажется, такие создания назывались сиринами. Или алконостами? Или гамаюнами? И они существовали только в сказках. У этой птицы был роскошный, почти павлиний хвост, усыпанный, будто росой, сверкающими каменьями. Они что прямо росли у нее из перьев? Кажется, это все-таки птица сирин, потому что ее оперение светлое, а улыбка приветливая. У алконостов и гамаюнов перья темных оттенков, а лица мрачные, так как они предрекают трагедии. Сирин же вроде бы считается птицей радости. Прелестная девичья головка на птичьем теле была увенчана настоящей короной с рубинами и алмазами.

      – Он идет! – пропела птица-сирин совсем не птичьими, соблазнительными губами. – Он так близко к тебе, как не был еще никогда. И он заберет тебя с собой! Уже скоро!

      – Кто?

      Но птица-сирин лишь лукаво улыбнулась. А золотые розы уже тревожно позвякивали, будто колокольчики. Их тут были сотни, тысячи. И от каждой раздавался мелодичный звон. Кто-то обнял Амаранту сзади. Она обернулась. Рядом стоял кто-то статный и притягательный. С ним рядом было тепло и приятно, но немного смущало то, что лицо у него полностью закрыто золотой маской. Амаранта хотела снять ее, но вдруг поняла, что маска это и есть его лицо. Ее не снять!

      На