Назия просит обойтись без поминок. Таха Кехар

себе. Сегодня эти четыре слова были успокоением для ее тревожных мыслей.

      – Тебе очень идет, – ободряюще улыбнулась Наурин, похлопывая Долли по коленке.

      – Чья была идея устроить прощальную вечеринку вместо поминок? – спросил Фарид. – Это же просто гениально. Небось кучу денег сэкономили.

      – Не говори так, Фарид, – отозвалась Долли, ужаснувшись бестактности мужа, тем более после того, что они обсудили в машине.

      Наурин одарила гостей бесстрастным взглядом и громко, натужно вздохнула, чтобы показать свое недовольство. Самодовольство Фарида раздражало, но этикет мешал ей его отчитать.

      – Я считаю, вы правильно поступили, – эхом прокатился по салону голос Парвин. – Люди нынче ужасно много тратят на поминки. И в итоге всё выходит такое обезличенное. Даже горевать в открытую нельзя. – Она замолчала и, запрокинув голову, залпом допила вино, уронив несколько красных капель на подбородок. – Госпожа Садик, моя соседка, несколько недель назад была на похоронах своего коллеги, – продолжила она, небрежно вытирая губы кулаком. – Двадцать девять лет проработали вместе в банке, стали хорошими друзьями. Но бедная госпожа Садик даже не могла плакать на его похоронах. Боялась, что его жена может заподозрить что-то дурное. Да и муж госпожи Садик, весьма ревнивый тип, настоял на том, чтобы прийти вместе с ней. Представьте, что бы подумал он, если бы его жена стала оплакивать смерть другого мужчины!

      Наурин грубо расхохоталась, дослушав историю. Что-то в дилемме госпожи Садик заставило ее растерять сдержанность и утонченные манеры. Будь они сейчас на обычных поминках, подобное поведение сочли бы неподобающим, неуважительным по отношению к усопшей. Но дело обстояло иначе. Своей необычной просьбой Назия освободила ее от оков похоронного этикета, социально одобряемого способа горевать. Впервые в жизни младшая сестра восхитилась великодушием старшей: умерев, та подарила ближним свободу. Теперь Наурин могла быть самой собой. Или кем угодно. Кем пожелает.

      – Ты пишешь что-то новое? – спросила Долли у Парвин, давая Наурин возможность прийти в себя после неожиданного приступа хохота.

      – Я… Да, – запинаясь, произнесла Парвин. – Но работа еще в процессе. Не знаю, куда эта история меня приведет. Пока просто пишу.

      «Хватает же наглости, – пьяно подумала она. – Прекрасно ведь знает, что я ничего не писала с тех пор, как меня выгнали из ее издательства».

      – Чудесно, – улыбнулась Долли. – Просто надеюсь, что ты больше не пишешь тех жутких синдхских сказок. Лучше бы писала, как Назия. Ее книги живые, глубокие и смешные. Я просто влюбилась в ее предыдущий роман «Холодная война» – про неврозы высшего общества Карачи. Она, как никто, умела прописывать реалистичных персонажей, – Долли обернулась к Фариду и постучала пальцем по его колену: – Ты знал, что Назия прислала мне рукопись в прошлом месяце? Такой прекрасный роман. Опубликую его в следующем году.

      Фарид в ответ осклабился, обличая бродящее в нем раздражение.

      Парвин поставила свой бокал на подставку, лежащую