Преступная гардеробщица. Янга Акулова

и народу в ней трудится не меньше, чем в былые времена в разных НИИ. Если только одна из них целиком откупила огромный театр – «чисто» погулять.

      И таможенники в синих одинаковых мундирах – абсолютная реальность. Причём их синий – с приторно-слащавым оттенком в сторону детсадовски-голубенького. Видеть сотни взрослых дядек в такого цвета мундирах было испытанием. С оглушительным гомоном и режущим нюх престижным запахом они в тот вечер так жадно засинили все фойе, заслонив даже сады – оба сада, что казалось, будто те взяли и засохли на корню от внезапной печали. Чувствовалось, еще немного, и от необычной нагрузки: пассажиры-то роста недетского, да еще в мундирах – корабль того и гляди… даст крен и зачерпнёт бортом. Банкет – что шторм. От пьяной гульбы качка становилась угрожающей.

      Так вот для кого драили палубу сцены! Да еще, вместо халатов, служителям гардероба выдали новенькие костюмчики, достойные банковских работников: строгие жакеты с прямыми юбками благородного мышиного цвета. Аня стала так просто сногсшибательна – в её родной нордической гамме. Надя, правда, слегка утонула в своём пиджаке, но даже с подогнутыми рукавами он смотрелся – приличным.

      Необычные, взрослые гвалт и суматоха, подействовали на Надежду хуже некуда – в знак протеста она образцово отключилась от происходящего, сидя перед своим прилавком, нацепив очки. Очки были такими чудесными, что сквозь них она не видела ничего, в том числе и нетрезвый синий мундир, застрявший напротив неё по другую сторону барьера. Не видела нацеленную на неё видеокамеру. Не слышала присуждения себе звания чемпиона среди гардеробщиц: «Лучшая по улыбке», и не видела преподнесённую изрядно помятую, будто отнятую у кого-то силой, розочку.

      — Да что цветок! Вот… Берите! Мне не жалко!

      Мундир попытался сунуть в Надины сонные руки видеокамеру. Но та, не зацепившись, соскользнула и с грохотом рухнула на пол. Надя проснулась, с ужасом уставившись на непонятно откуда взявшуюся вещь.

      — Да не переживайте! У нас этих камер… Пойдёмте к нам, потанцуем, чего вы тут? Тут у вас как на полюсе – дует…

      Надя подняла с пола вещицу и молча протянула мундиру.

      — Ну я же на память…

      Надежда не успела даже удивиться такой благорасположенности, как к доброму таможеннику подошли два других синих мундира с двух сторон и попытались забрать его с собой. Но тот успел вцепиться обеими руками в прилавок, от усилия выпростав рубаху из штанов: «Я приглашаю… На танец! Девушку… Танцы – это можно, это всем разрешено…» Но двое шутя отцепили его от барьера, взяли под руки, и весело поругивая товарища, унесли прочь.

      Можно было еще подремать. Устраиваясь в кресле поудобнее, насколько это было возможно в отжившем свой век кресле, Надя вдруг задела ногой что-то на полу. Она подняла это что-то и, сняв очки, поднесла к носу – это была видеокассета. Вывалилась из камеры. Странно, но по окончании таможенной вакханалии она так и не дождалась видео-оператора – видно кто-то другой получал за него одежду. Сунула кассету в углубление, под прилавок – может, проветрится, да