Тайны и ложь. Аля Кьют

а я…

      Если я не сошла с ума, то со мной точно что-то не так.

      Чтобы отвлечь меня, Катя принялась болтать обо всем и ни о чем.

      Я не стала возвращать ее к моим баранам. Но все тот же рациональный мозг подсказал, что мое сумасшедшее спокойствие и равнодушие началось еще до Наташи.

      Возможно, оно началось до смерти Степы.

      А что если я сама умерла раньше, чем он.

      Кате этого знать не стоило.

      Мы пили вино, ели сыр, болтали, даже немного смеялись. Благодаря подруге я чувствовала себя живой. Мы застряли на кухне до ночи. Катя уговорилась остаться на ночь. Я пошла постелить ей в гостевой комнате.

      – Кстати, Мирон не объявился? – спросила она, пока я доставала белье из шкафа.

      Меня моментально прошила вспышка гнева.

      – Нет! – рявкнула я.

      – Ты ему звонила? – не унималась Катя.

      – Конечно, звонила. Он все-таки его родной брат. Личный номер вне зоны. Агент сказал, что этот придурок ушел в горы и не отвечает на телефон. Диджитал-детокс у него для вдохновения. Сволочь.

      Я швырнула наволочку в сторону, чтобы застелить Кате простыню.

      – Воу, ты чего завелась, киса? – сразу заметила она мое раздражение.

      Идея затащить Катерину к себе на ночь сразу перестала мне казаться удачной. Она слишком хорошо меня знала и моментально заметила вздернутые нервы.

      – Я не завелась. Просто бесит его безответственность и эгоизм. Только Мирон Бероев так умеет. Его не волнует никто, кроме себя самого.

      – Ты злишься на него?

      Катя снова попала в яблочко, и меня это взбесило окончательно.

      – Конечно, я злюсь. Он единственный близкий родственник Степы, Кать. А я не могу ему сказать лично. Он не был на похоронах и узнает о смерти брата от агента, скорее всего. Что за дерьмо, а?

      – Я не об этом, – очень загадочно продолжила Катя. – Ты злишься на него за ту историю. Когда вы учились в универе.

      Я почувствовала, как щеки вспыхнули. Воспоминания обожгли стыдом, болью и обидой. Я вдохнула глубоко, чтобы не всхлипнуть. Мне удалось сохранить невозмутимость с трудом.

      – Глупости, – соврала я. – Сто лет прошло. Мне плевать.

      – Точно? Тебя трясет прям как… тогда.

      Катя забрала у меня вторую подушку, и сама засунула ее в наволочку. Я и не заметила, что руки дрожат. Пришлось спрятать их в карманы брюк.

      – Глупости, – повторила я. – Я… Мне… Мне просто хотелось хоть какой-то поддержки от близких Степана. Нелегко быть сильной среди всего этого кошмара.

      – Ох, конечно. Бедный ты мой человек.

      Катя обняла меня, растёрла ладонью спину. Я тоже сжала ее покрепче, чтобы скрыть дрожь. Все мое тело вибрировало из-за разговора о Мироне. Из-за воспоминаний о самой ужасной ночи в жизни.

      Я вздрогнула.

      Самой ужасной ночью должна быть та, когда умер Степа. Но даже сейчас я так не считала. Первое место среди ужасных ночей занимал Мирон. Оттуда даже мёртвый брат его не скинет.

      Если честно, я даже обрадовалась немного,