Сережа. Вера Панова

он услышал, что Коростелев назвал бабушку Настю «мама». Сережа и не знал, что у Коростелева есть мама, он думал – Коростелев и бабушка Настя просто знакомые.

      Обратный путь показался Сереже долгим и неинтересным. Сережа подумал: «Пусть-ка Коростелев меня понесет, раз он мой папа». Ему случалось видеть, как отцы носят сыновей на плече. Сыновья сидят и задаются, и им, должно быть, далеко видно сверху. Сережа сказал:

      – У меня ноги заболели.

      – Уже близко, – сказала мама. – Потерпи.

      Но Сережа забежал спереди и охватил колени Коростелева.

      – Ты же большой, – сказала мама, – как не стыдно проситься на руки! – Но Коростелев поднял Сережу и усадил к себе на плечо.

      Сережа очутился очень высоко. Ему ни капельки не было страшно: не мог такой великан, запросто сдвигающий с места комоды, его уронить. С высоты было видно, что делается во дворах за заборами и даже на крышах; прекрасно видно! Это увлекательное зрелище занимало Сережу всю дорогу. Гордо посматривал он вниз на встречных мальчиков, идущих на собственных ногах. И с ощущением новых крупных своих преимуществ прибыл домой – на отцовском плече, как положено сыну.

      Купили велосипед

      И на этом же плече он отправился в воскресенье в магазин за велосипедом.

      Воскресенье наступило внезапно, раньше, чем он надеялся, и Сережа сильно взволновался, узнав, что оно наступило.

      – Ты не забыл? – спросил он Коростелева.

      – Как же я забуду, – ответил Коростелев, – сходим обязательно, вот только управлюсь маленько с делами.

      Насчет дел он соврал. Никаких дел у него не оказалось, просто он сидел и разговаривал с мамой. Разговор был непонятный и неинтересный, но им нравился, они говорили да говорили. Особенно мама длинно говорит: одно и то же слово повторяет зачем-то сто раз. От нее и Коростелев этому учится. Сережа кружит вокруг них, стихший от внутреннего возбуждения, весь сосредоточенный на одной мысли, и ждет – когда же им надоест их занятие.

      – Ты все понимаешь, – говорит мама. – До чего я рада, что ты все понимаешь.

      – Сказать откровенно, – отвечает Коростелев, – я до тебя мало понимал в данном вопросе. Многого я не понимал, только тогда и стал понимать, когда – ты понимаешь.

      Они берутся за руки, словно играют в «золотые ворота».

      – Я была девочка, – говорит мама. – Мне казалось, что я счастлива безумно. Потом мне казалось, что я умру от горя. А сейчас кажется, что все это приснилось…

      Она напала на новое слово и твердит его, закрыв свое лицо коростелевскими большими руками:

      – Приснилось, понимаешь? Как сны снятся. Это во сне было. Мне снился сон. А наяву – ты…

      Коростелев прерывает ее и говорит:

      – Я тебя люблю.

      Мама не верит:

      – Правда?

      – Люблю, – подтверждает Коростелев. А мама все равно не верит:

      – Правда – любишь?

      «Сказал бы ей: “честное пионерское” или “провалиться мне на этом месте”, – думает Сережа, – она бы и поверила».

      Коростелеву надоело отвечать, он умолк и смотрит на маму. А она на него.