Завтра нас похоронят. Эл Ригби

Рождество он провел в обществе бутылки хорошего виски. И просто отключился, выпив лишь половину. А под утро был этот звонок.

      Он с трудом нашарил трубку и теперь все никак не мог понять, что случилось.

      – Рихард, она убивает меня…

      – Кто? – тряся головой, спросил он.

      – Эта девчонка… помоги…

      – Виктория, что за…

      – Помоги, Рихард! – голос у нее прыгал, точно воздух то попадал в легкие, то почему-то не находил туда дороги. – Они рвутся. Он был прав! Я чувствую. Я…

      И тишина. Напрасно Ланн звал жену по имени. А потом…

      – Папа… – голосок в трубке звучал очень глухо. – Прощай. Гудки. На секунду Рихарду показалось, что у него сейчас остановится сердце. Но ждать, случится это или нет, он не стал. Быстро набрал сначала номер скорой, потом номер полиции. Мельком глянул на часы: было ровно 5:23 утра.

      Больше он никогда не видел свою дочь.

      Рихард вздрогнул и потер лоб: сон-воспоминание был не самым приятным. Настолько, что раз за разом он просыпался в холодном поту.

      С некоторым усилием он встал с дивана и уже собирался поставить на плиту чайник, когда раздался звонок в дверь. Рихард, мысленно проклиная всех, вышел в коридор и, как обычно не глядя в глазок, отодвинул засов.

      – Привет, Ричи.

      На пороге, улыбаясь, стояла Госпожа Президент. В руке она держала большой пакет, из которого торчала палка колбасы. Рихард усмехнулся:

      – Зравствуй, Гертруда. Ты по-прежнему уверена, что я голодаю?

      Она окинула его взглядом: от голого торса – по дому он всегда ходил только в старых джинсах – до пальцев босых ног:

      – Судя по тому, что ты по-прежнему не разжирел и в прекрасной форме, я недалека от истины. Впустишь?

      – А родина? – хмыкнул он, оглядывая дорогой костюм и безукоризненную прическу, никак не желавшие сочетаться с дешевым магазинным пакетом.

      Она молча сделала шаг, оттеснила его бедром и вскинула брови:

      – Родина подождет. Президент устал.

      Это она говорила всегда.

      Карл знал Гертруду Шённ уже почти сорок лет – с младшей школы. Она была его лучшим другом – в классе, в университете, в полицейском управлении, куда они вместе пришли работать. Потом был недолгий период абсолютного, казалось бы, счастья – они одновременно влюбились, завели детей и стали дружить семьями. Казалось, все должно было так и остаться… а вместо этого пошло под откос, но об этом Ланн вспоминать не любил.

      Потом в один прекрасный день Гертруда ушла в политик у. Рихард толком не знал, какими дорогами она поднималась наверх так быстро, но примерно догадывался, с чего именно Гертруда начинала: она всегда была красивой. И такой же дьявольски умной. Поэтому Ланн уважал ее – ведь совсем нелегко проделать путь от домохозяйки до президента. А она проделала. Хоть и осталась в итоге на развалинах. Впрочем, на развалинах они теперь были вместе. Трое из четверых. Четвертая умерла.

      И со студенческих времен они, встречаясь, всегда пили пиво и ели бутерброды с колбасой. Менялось время, менялись любовники Гертруды,