Шмуц. Фелиция Берлинер

комнате. Его разбудил стук подноса, опустившегося на комод.

      – Ты принесла чай! Шкоах, Рейзеле, – поблагодарил он. – Какая ты добрая. – Зейде снова закрыл глаза, но продолжил говорить: – Это цхис твоей мами, ее великая заслуга, что у нее такая дочь. Ты даже знаешь, когда я хочу пить!

      – А где мами? Это ведь она поставила тебе чайник?

      – Ай, нет, – сказал зейде.

      Из спальни родителей снова раздался стон. Рейзл подскочила к двери, но зейде ее окликнул:

      – Чай!

      Рейзл вернулась, захватив еще подушку, и торопливо взбила те, что уже лежали, чтобы зейде мог сидеть прямо. Поднос она поставила на стул у кровати, расплескав впопыхах немного чая из чашки.

      – Ништ геферлех, – сказал зейде. – Ничего страшного. Иди, – он махнул ей рукой.

      Стоны стали более пронзительными. Боль в крике тати, совершенно не похожем на его обычные крики, напугала Рейзл. Тати всегда был строгим, но иногда приправлял ее мягкостью. Он постоянно что-то ей запрещал, но потом приносил им с Гитти игрушки. Врывался в их комнату, держа руки за спиной, и предлагал угадать, что он принес, чтобы их порадовать. Он заходил в кошерный магазин игрушек по дороге с работы и приносил им семью мицва-куколок, закрывающих глаза руками за произнесением вечерней Шма, или куколку шаббатней мами с игрушечными свечками и маленькими пластмассовыми халами.

      Сейчас в нем не было ни намека на эту мягкость. Низкий болезненный стон напомнил Рейзл уверенный голос тати, проговаривающего благословение после еды. Даже после субботнего обеда, когда ему не терпелось поскорее оказаться в кровати и отдохнуть, он четко произносил каждое слово молитвы. Вот и сейчас он как будто спешил – отчасти из желания поскорее покончить с этим, как с шаббатним благословением, отчасти от отчаяния. Рейзл почувствовала, что он не знает, как положить конец этим страданиям.

      Мами сидит у кровати, напуганная. Кажется, она тоже не знает.

      – Ты не принесла чай? – упрекнул ее тати.

      – Я отнесла его зейде.

      – Зейде? Почему? А мне что, чай не нужен?

      Лоб тати прорезала морщина разочарования. Уголки его губ опустились, будто он только что попробовал еду, которая должна была быть вкусной, но оказалась гнилой, и ему не терпелось ее выплюнуть.

      – Да, тати. – Рейзл отвернулась, чтобы не смотреть на горькое выражение лица, которое не узнавала. – Сейчас принесу тебе чай, – сказала она и вышла из комнаты.

      К счастью, когда она вернулась с чаем, свет был выключен. Она поставила поднос на комод, но не осталась, чтобы помочь. Мами сама принялась кормить тати с ложечки.

      Мами много дней ходила между комнатами зейде и тати, делала чаи и компрессы, приносила им лекарства, молоко или воду и еду, если таблетки надо было принимать с едой. Останавливалась она, лишь когда Рейзл возвращалась с учебы или работы, тогда Рейзл отчасти перенимала у нее эстафету и шла помогать зейде. Если она заходила к тати, он кричал: «Позови мами!»

      Голос тати эхом раздавался у нее в голове, даже когда она уходила из комнаты.

      Рейзл