В режиме нереального времени. Ольга Пустошинская

простыни, рубашки, а среди них и её тёмная майка с черепом, ещё раз постиранная доброй хозяйкой. Да ведь здесь тётя Тоня живёт!

      Сашка без стука вошла в дом. В кухне, у печи на низкой скамеечке, сидел Боря и строгал ножом деревяшку, белая стружка сыпалась на брюки и крашеные чистые половицы. Он мельком глянул и сказал, не прерывая работы:

      – Я так и думал, что ты вернёшься. Заходи.

      Сашка сбросила кроссовки, повесила на вешалку сумку и посмотрела на побеленные стены. Кухня была похожа на бабанину, если вообразить на месте печки плиту, а вместо старого буфета – угловой гарнитур.

      – Антонина Петровна где?

      Борька с ожесточением струганул палку и едва не порезался, дёрнул рукой.

      – В поле, – неохотно объяснил он, – картошку и капусту выращивает для немецкой армии.

      Сашка широко раскрыла глаза.

      – Чего смотришь? Не будешь работать – саботаж, а за это расстреливают.

      – А ты почему не работаешь на немцев?

      Боря бросил на Сашку гневный взгляд:

      – Меня пока не заставляют. И я не хочу фашистам прислуживать, лучше к партизанам убегу, буду нашим помогать.

      – Борь, а как твоя фамилия?

      – Одинцов, а что?

      – Просто интересно, – пожала плечами Сашка. Фамилия ей ни о чём не говорила. – А где твой отец?

      – Известно где, на фронте.

      Она прошла в комнату и принялась разглядывать фотографии на стене, маленькие, чёрно-белые, в рамочках за стеклом. На каких-то снимках она узнавала тётю Тоню, молодую и красивую, с косами.

      – Борь, а твоего отца как звали?

      – Почему «звали»? – откликнулся из кухни Борька. – Он жив, воюет.

      – Ах, да. Прости.

      – Александром его зовут.

      – Александром… – эхом повторила Саша и тут заметила фотографию, которая показалась ей знакомой: Антонина, сидя на стуле, держала на руках пухлощёкого младенца, а рядом стоял высокий мужчина в рубашке со светлыми пуговицами, подпоясанной ремнём, в сапогах с длинными голенищами и фуражке с блестящим козырьком.

      Эту фотографию, пожелтевшую от времени, Сашка видела в бабушкином альбоме. Бабаня тогда пояснила: «Это папка, это мама, а это мой брат Борис».

      – Это отец, – послышалось за спиной. Боря указал кончиком пальца на мужчину рядом с тётей Тоней.

      – А ребёнок – ты? – оглянулась Сашка.

      – Ага. Любит мамка все фотографии на стены вешать, – улыбнулся Боря и добавил: – Счастье, что фашисты у нас в избе не остановились, выбрали дома побогаче, школу заняли и бывшие помещичьи усадьбы.

      Выходит, Борька – Сашин дед, двоюрный дед. А тётя Тоня – прабабушка. Прикольно: внучка старше деда! Интересно, а Боря ещё жив в Сашкином времени? Было бы здорово заявиться к нему и сказать: «Сап, Боря! Помнишь, как мы в сорок втором году с тобой встречались?» Господи, только бы вернуться назад, больше ничего и никогда она не попросит!

      Боря рассказал, как отступали русские солдаты, как он с матерью