В режиме нереального времени. Ольга Пустошинская

нездешняя, а немцы, они чужих не любят, им всюду партизаны мерещатся. «Аусвайс, аусвайс»… а нет аусвайса, так шлёпнут, и поминай как звали. Третьего дня четверых повесили.

      Двое сумасшедших за такое короткое время – это чересчур.

      – День открытых дверей в психушке… – пробормотала Сашка, споткнулась о высокий порог и едва не упала.

      Не успела она осмотреться, как снаружи бухнула калитка, кто-то рассмеялся: «Гы-гы-гы!» – и послышалась каркающая немецкая речь. Хозяйка метнулась к окну и задёрнула занавеску, но Сашка успела заметить, что во двор вошли два человека с винтовками наперевес, и среди них тот самый Пауль, теперь он был одет в серо-зелёный китель, такие же брюки и пилотку – немецкую форму. Мороз побежал у Сашки по спине, будто холодный ветерок подул.

      – Это прикол? – спросила она, и тут в сенях загремело: «Матка! Матка!»

      – Прячься, живо! – зашипела хозяйка.

      – Нет, вы скажите, это прикол?

      – А ты как думаешь? Приколют штыком и не охнут, – сердито сказала она.

      Распахнула дверцу старого рыжего шкафа, втолкнула в его тесное нутро Сашку и бросила следом её сумку, всю увешанную большими круглыми значками. Поправила одежду и прошептала:

      – Тихо сиди… Бог даст – не заметят.

      Сашка не стала спорить, затаилась. В узкую щель между дверцами ей был виден только круглый стол, покрытый кружевной вязаной скатертью, и побеленная стена с женским портретом в раме.

      «А вдруг я попала на какой-то квест с актёрами?» – подумала Саша. Она любила такие игры, и чем страшнее они были, тем увлекательнее. Вот хотя бы квест с маньяком на Лизином дне рождения. Саша думала, что она не из пугливых, но сердце выскакивало и из горла вырывался визг, когда за спиной хрипело страшилище с топором в окровавленных руках.

      Застучали сапоги, и резкий голос прокаркал:

      – Матка! Шнапс, водка…

      Сашка приникла глазом к щели. Немцев она не видела, только хозяйку, нервно вытирающую руки о передник.

      – Что вы, пан, найн водка, – зачастила она, – не гоним самогонку, не из чего.

      – Плёх, – буркнул немец. – Брот… хлеб.

      – Сейчас, сейчас, – закивала женщина.

      – Респект, классно играет, – тихо засмеялась Сашка и едва не чихнула: одежда в шкафу, пропахшая чем-то едким, мешала и лезла в лицо.

      Голоса удалились, теперь она едва разбирала почтительные слова хозяйки: «Пожалуйста, вот хлеб». Наконец всё стихло, и Сашка решила, что достаточно насиделась в темноте и нанюхалась этой противной отдушки для белья, выбралась из шкафа. Пригладила волосы и огляделась.

      Комната была большой и очень светлой, со старинной мебелью. Стол окружали деревянные стулья, у окна стояла железная кровать с горкой пухлых подушек, этажерка с салфеточками и тёмный комод, над которым висело зеркало в широкой раме с резными завитушками, а рядом – календарь за тысяча девятьсот сорок второй год, с колонной танков и надписью: «Больше чугуна, стали, проката – больше оружия фронту!» Сашка восхищённо ахнула и немедленно сделала селфи: без фоток подписчики