В режиме нереального времени. Ольга Пустошинская

словно в голове нажали кнопку «выкл».

      …Саше снился сон, что она собирала полевые цветы: шалфей, васильки, тысячелистник. Солнце пекло макушку. Букет становился всё больше и больше, уже не помещался в руках. Ей хотелось окунуть лицо в этот цветочный сноп и вдохнуть пьянящий аромат. Она так и сделала, но с удивлением поняла, что букет пахнет отвратительно, чем-то химическим и резким. От этого запаха щипало в носу и першило в горле. Сашка завертела головой и замычала.

      – Очнулась, – послышался чей-то голос, – убери нашатырь, Боря.

      Через мутную пелену она увидела лица тёти Тони и Бори, посмотрела на свои руки, окроплённые чужой кровь, всё вспомнила и разрыдалась.

      – За что, за что?!

      – А ни за что, – отрезал Боря. – На, попей и успокойся. – Он зачерпнул воды из ведра и подал Сашке.

      – Может быть… может быть, не стоило забирать… тела? – с дрожью в голосе спросила она.

      – Они… партизаны не знали, что так будет. Очень жалко тётю Веру, Галю и дядю Мишу. Мы за них отомстим!

      – Я тебе отомщу, мститель сопливый! – обозлилась тётя Тоня и так стукнула кулачком по столу, что подпрыгнула кружка. – Из дома ни ногой!

      Борька усмехнулся:

      – К юбке своей привяжешь?

      – Понадобится, так и привяжу.

      – А если немцев слушаться и соблюдать их правила? – всхлипнула Сашка.

      – Ты с Луны упала или спала весь год? – сказал Борька. Получилось жёстко. Он и смотрел сердито, прищурившись. – После пяти на улицу не выходить – расстрел, если заночует посторонний – расстрел, за связь с партизанами – расстрел…

      Сашка широко раскрыла глаза. Расстреливали за всё: за отказ работать, за попытку тушить пожар, если фашисты сжигали дома в деревнях, за то, что не выдал еврея или красноармейца, за грубость, за то, что набрал воду из колодца, из которого пьют немцы.

      – А вообще, Шура, им повод не нужен, они могут убить просто так.

      – Что же теперь делать?..

      Неужели она останется здесь навсегда? Это неправильно и несправедливо! Должен быть какой-то выход отсюда: проход, портал, червоточина, нора… мост Эйнштейна и ещё кого-то там. Надо действовать, а не сидеть и терять драгоценное время!

      Сашка вытерла слёзы и решительно встала.

      – Ты куда? – забеспокоилась Антонина.

      – Спасибо за всё, мне пора.

      – Малахольная!

      Скорее к мемориалу, именно возле него начались странности. Только бы получилось отыскать это место! Сашка выбежала на улицу и привычно повернула налево. И тут – она даже остановилась – поняла, что улица не такая уж чужая, а напоминает бабанину, как набросанный художником эскиз. Это обветшалый вид домов сбил её с толку. Сашка вспомнила, что название села раньше было другим, после войны его поменяли…

      Стараясь никому не попадаться на глаза, прячась за чужими сараюшками, она пробралась на поляну, где ещё вчера собирала с бабаней землянику, и увидела нескольких женщин в наглухо повязанных платках. Выстроившись в ряд, они споро косили траву, срезанные стебли