Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея. Николай Лейкин

а мне хочется, чтоб она была подлиннее, поэтому вам надо беречься и поменьше пить. Поясница болит, из-за этого не поехали на охоту, а сами кутите.

      – Ну что ж, умру – похоронят.

      – Как это хорошо! Духовного завещания не составили, меня не обеспечили, а сами умирать сбираетесь. Кроме того, вы забываете, что есть еще третье существо… Это третье существо хотя еще не родившееся, но об нем нужно больше, чем о ком-нибудь, подумать.

      – Обеспечим, обеспечим… Молчи только. Вели, пожалуйста, Матильдочка, подать зельтерской воды… Мне что-то не того… На желудке как-то… Да кстати уж и коньяку… Коньяк со мной чудеса делает.

      – Даша! Дайте зельтерской воды и коньяку… – приказала хозяйка горничной и, обратясь к Хрустальникову, прибавила: – Мне странно, что вы взяли себе за правило приезжать ко мне пьяным и продолжать у меня пьянствовать…

      – Пьяным… Пьянствовать! Какие выражения!.. Где же я пьян…

      – Пожалуйста, не оправдывайтесь. Ну что мне за приятность – видеть вас всегда в таком виде! Только нервы раздражаете. Незачем было и приезжать, если так. Присылаете сказать, что приедете провести вечер… Я сбиралась в оперу… осталась для вас дома!.. И вот вы приехали проводить вечер с графином коньяку…

      Матильда Николаевна надула губки и отвернулась.

      – Те-те-те… Смотри, как раскудахталась… Ах ты, моя курочка!.. – проговорил Хрустальников, покачнулся слегка на ногах, подошел к Матильде Николаевне и хотел пощекотать по шейке, но она ударила его по руке.

      – Не желаю я с пьяными!..

      – О, как ты во гневе прекрасна! Боже, как ты прекрасна!

      – А я у Матильды Николаевны обедал, – начал Стукин, чтобы переменить разговор.

      – Ты? Ах ты, рожа! Да как же ты смел? – шутливо спросил Хрустальников.

      – Сами Матильда Николаевна меня пригласили.

      – Будто? Удивляюсь… Ну а как же нос-то? Ведь у тебя нос утюгом, глаза как у рака, вихор как у клоуна в цирке.

      – Оставьте, оставьте… Игнатий Кирилыч в сто раз вас приличнее, – перебила Хрустальникова Матильда Николаевна.

      – Каково! Ну, брат Стукин… Теперь я начинаю тебя ревновать…

      – Хи-хи… Что это вы, Лавр Петрович, говорите… – захихикал Стукин.

      – Нет, в самом деле… Ведь иногда понравится и сатана лучше ясного сокола. Положительно, синьор Стукин, я тебя ревную к Матильде…

      – Успокойтесь, Лавр Петрович… Да разве я посмею?..

      – Ну, выдь в другую комнату… Мне нужно с Матильдочкой поговорить… Иди к горничной Даше и посиди у ней…

      – Сидите тут, Стукин… Не надо, – сказала Матильда Николаевна.

      Стукин поднялся уже с места и недоумевал.

      – Сидите, сидите, – продолжала хозяйка. – Останьтесь…

      – Да ежели Лавр Петрович приказывают?

      – Ну сиди… А только теперь уж я тебя положительно начинаю ревновать. О, женщины, женщины! Как у них вкус капризен!

      – Лавр Петрович! Хотите, я побожусь? – встрепенулся Стукин.

      – Игнатий Кирилыч! Да что это вы, в самом деле… – перебила его Матильда Николаевна. – Он над вами глумится,