Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея. Николай Лейкин

рюмку залпом.

      – Да разве хересом пьют здоровье? Какое же это здоровье хересом! – перебил его Хрустальников. – И выпил залпом, словно водку… Да разве такой херес залпом пьют? Ведь этот херес дороже тебя самого. Его смаковать надо, пить понемножку. Вон англичане пьют даже через соломинку.

      – Помилуйте-с… Если за здоровье такой дамы, то чего же жалеть!

      – Скажите на милость! «За здоровье такой дамы»… Каков? Ах ты, ерошка! И наконец, как ты смеешь ее дамой называть, если она девица?

      – Все равно, за здоровье такой прекрасной девицы дорогого хереса жалеть не следует.

      – Да я не жалею, а я только указываю на твое невежество по отношению к тонкостям вкуса. Ведь уничтожил рюмку благородного вина, как свинья апельсин, даже не расчухавши.

      – Лавр Петрович… Зачем так? – остановила Хрустальникова Матильда Николаевна.

      – Что «Лавр Петрович»! Я дело говорю. Ну, пей еще рюмку, да пей с чувством, с толком, с расстановкой.

      – Боюсь… Впрочем, ежели Матильда Николаевна прикажут?

      – Пейте, пейте, Стукин, – сказала Матильда Николаевна.

      – Тогда уж позвольте ручку в знак согласия.

      Матильда Николаевна протянула руку.

      – А поцеловать можно? – спросил Стукин и, получив утвердительный ответ, взасос поцеловал руку Матильды Николаевны.

      Хрустальников всплеснул руками.

      – Каков подлец?! Я от него и не ожидал такой прыти! – воскликнул он. – Да ты, брат Стукин, совсем галантный кавалер и таким манером можешь даже совсем отбить у меня Матильду Николаевну.

      – Да ведь сами же вы…

      – Что я сам?

      – Сами же вы сказали, что я должен понравиться Матильде Николаевне.

      – Ты? Ты… понравиться? Да разве ты можешь понравиться с твоим вихром на голове, с твоим утюгом вместо носа! – снова воскликнул Хрустальников, но тотчас же спохватился и, понизив голос, прибавил: – Ах да… То есть ты совсем в другом смысле… Ну-ну-ну… Пей… Так как же, Матильда Николаевна, понравился тебе господин Стукин?

      – Конечно, с первого раза трудно сказать, но ничего, он человек хороший, добрый, смирный. Только уж вы, Лавр Петрович, очень его затормошили. Вы, мосье Стукин, заходите ко мне чаще. Заходите как-нибудь почаще…

      – Каково? Что я слышу! Боже мой, что я слышу! – всплескивал руками Хрустальников.

      – Заходите, заходите… – ласково кивала Стукину Матильда Николаевна. – Вам утром некогда, вы заняты, так заходите вечерком, перед театром, так, как-нибудь между пятью и семью часами.

      – Лавр Петрович, можно? – спросил Стукин и глупо улыбнулся.

      – Ежели, брат, хочешь, то я тебя даже на целый день откомандирую.

      От выпитого дорогого хереса Стукин сделался совсем развязным, а Хрустальников, много пивший уже за обедом, становился все пьянее и пьянее.

      – Итак, Матильда Николаевна, ты находишь, что Стукин гораздо лучше черта и что ты в состоянии его выносить?

      – Да полноте вам, Лавр Петрович… – снова остановила Матильда Николаевна Хрустальникова. – По