Год беспощадного солнца. Николай Волынский

ключ, скотина! – рявкнул Мышкин.

      Заглянул Клюкин.

      – Что-то рановато он, – заметил озабоченно.

      – Пользуется, сволочь, привилегиями подчиненного! – пожаловался Мышкин. – Ведь теперь не он за себя, а я за него, гада, отвечаю.

      Он снова попытался разжать Литваку кулак.

      – А если молотком? – предложил Клюкин. – Один удар по пальцам – и ключ наш.

      – Сначала на себе попробуй. Нам же вместо него потом работать.

      – Тоже верно… – согласился Клюкин. – Что же тогда?

      – В морг, – приказал Мышкин.

      Они оттащили Литвака в морг.

      – Принеси бинт, Толя.

      – Стерильный? Все-таки руку будешь ему рубить? Или только пальцы? – поинтересовался Клюкин.

      – Прежде на тебе попробую! – хмуро пообещал Мышкин.

      – Добровольно не дамся.

      – Тащи бинт, я сказал!

      Мышкин плотно забинтовал Литваку обе кисти – плотнее, чем бинтует себе боксер перед рингом.

      – Вот так, – удовлетворенно заявил Мышкин, поднимаясь с пола.

      – Гениально! – заявил Клюкин. – Надежнее места для ключа не найти. Главное, разбинтовать не сможет.

      – Учись, сынок, как надо с подчиненными обращаться, – сказал Мышкин. – Где еще найдешь такую заботу?

      – Не ценим, – согласился Клюкин.

      На следующий день Мышкин объявил собрание трудового коллектива – впервые за все существование отделения.

      – По праву, данному мне сильными мира сего, – объявил Мышкин, – выбираю себя председателем собрания.

      На удивленное мычание коллектива ответил жестко:

      – Я здесь диктатор! И никакой демократии. Несогласных спишу на берег немедленно.

      Коллектив удивился еще больше, но теперь молча.

      – Хорошо. Ваше молчаливое согласие принимаю. Итак, подчеркну еще раз: ничего в регламенте жизни и работы не меняю. Все будет, как при бабушке10. Точнее, как при дедушке, – он кивнул в сторону Литвака. – Но есть поправка. Одна, но принципиальная. В этом помещении отныне – ни слова о политике. Ни единого. Жизнь слишком коротка, чтобы ее еще и на эту мерзость тратить. Все эти «Крымнаш» или «Россия поднимается с коленно-локтевой позы» запрещаю. Возражения есть? Нет возражений.

      – Есть уточнение, – неожиданно осмелилась Большая Берта.

      – У тебя, что ли? – удивился Мышкин. – Ну, – с сомнением сказал он, – давай свои уточнения. Что-нибудь насчет использования тампаксов?

      Но если Большая Берта на что-то решилась, никакой издёвкой сбить ее с толку невозможно.

      – Чисто теоретическое уточнение. Вот вы сказали: жизнь коротка и на политику ее жалко. Но в реальности наша сегодняшняя жизнь – сплошная политика. Так уж устроено: если убегаешь от политики, она сама тебя найдет, причем, в самый неподходящий момент.

      – Женщина! – Мышкин стукнул кулаком по столу так, что его любимая настольная лампа, древняя, с зеленым

10

Фраза Александра Первого после убийства отца – Павла Первого.