Черникина и другие. Оля Ф.

рассчиталась с кассиршей и, застёгивая на ходу кошелёк, отошла от кассы. Следующей была бабушка, которая по порядку называла цифры на бумажных клочках и только потом передавала их за стекло.

      Черникина запаниковала. Ещё минута-две, и подойдёт её очередь! Где мама? Она нерешительно вышла из очереди и сделала несколько шагов по направлению к хлебному отделу. «Мама!» – негромко крикнула она, ужасаясь того, что сейчас все обернутся. Но никто не обернулся, и мама не появилась. Тогда Черникина сделала ещё несколько шагов по снежной жиже и крикнула громче: «Мама!» Никакого результата. От страха, что сейчас она пропустит свою очередь, Черникина сжалась внутри в холодный, острый комок. «Ну где же ты, мамочка?» – прошептала она, лихорадочно перебирая глазами спины и лица людей в магазине.

      До её очереди оставался один человек. Черникина почувствовала хорошо знакомый солёный вкус подступающих слёз, когда представила, как кассир выгоняет её из очереди, магазин закрывается, а она потерялась, потому что мамы нигде не было видно. Черникина засопела, сдерживая плач, потом зажмурила глаза и завизжала на весь магазин: «Мама! Где ты?!» И в этот же момент она увидела знакомое пальто, которое стремительно приближалось к ней. «Мама, наша очередь!» – на той же ноте завопила Черникина.

      …Когда они возвращались домой, шагая по тёмной зимней улице, уставшая, как после кросса, Черникина думала, что это неправильно – оставлять детей в очереди. А ещё она очень сильно хотела в туалет. Поэтому сказала: «Мама, пойдем быстрее». И они почти побежали. Но бежать по-настоящему им мешали сумки с продуктами, которые равномерно били по ногам, когда ускорялся шаг.

      Платье

      – Выбирай! – сказала бабушка, открыв шифоньер. На плечиках, тесно прижавшись друг к другу, висели платья. Черникина внимательно оценивала каждое и застряла в комнате на час.

      Наконец она, таинственно улыбаясь, принесла бабушке чудесное, блестящее, как снежинки на солнце, переливающееся всеми цветами радуги платье.

      – Вот, – сказала Черникина и ласково провела ладонью по блистающей жёсткой парче. Бабушка изменилась в лице.

      – Почему именно это? – беспомощно спросила она. Беспомощной бабушку Черникина сроду не видала, поэтому решила, что это от усталости.

      …У бабушки был юбилей. Черникина не знала, что это означает, но само слово ей нравилось. Там были воробей и юла одновременно, и это её ужасно смешило.

      Черникина утром подарила бабушке рисунок, который рисовала три дня втайне от неё. Бабушка растрогалась и разрешила Черникиной выбрать платье, в котором бабушка будет на юбилее.

      – Уговор дороже денег, – пробормотала бабушка, недоверчиво принимая из рук Черникиной платье.

      – Средняя Азия какая-то, – произнесла она тоже непонятные Черникиной слова и, держа платье на вытянутых руках, продолжала: – Точно, это же Витя из Ашхабада привёз. Ему строители сувениры для жены и детей вручили.

      Она