Черникина и другие. Оля Ф.

может, вы знаете? Мне сказали, что здесь, совсем недалеко от метро, есть женская консультация. – Лицо цыганки было приветливым, чистым и чуть измученным.

      Черникина знала.

      – Это вон там. Если вы сейчас пойдёте прямо, а около красного здания «Стройматериалы» свернёте налево, то увидите трехэтажное здание, на нем написано.

      Цыганка поблагодарила и осторожно, заметно переваливаясь, пошла прямо.

      Черникина посмотрела ей вслед и, спохватившись, что перед ней в очереди откуда-то появилось много людей, вернулась к своим планам празднования дня рождения.

      – Извините, – услышала она через секунду.

      Цыганка, застенчиво улыбаясь, протягивала Черникиной деньги.

      Черникина оторопело посмотрела на банкноту и сказала:

      – Вы что? Зачем?

      Цыганка, всё так же застенчиво улыбаясь, ровным грудным голосом проговорила:

      – Вы меня извините. Но вы должны принять. Я чувствую, мне рожать сегодня. А вы мне дорогу указали. У цыган закон такой: ты обязан отблагодарить того, кто тебе указал важную дорогу. Возьмите, прошу!

      Черникина вышла из очереди и начала объяснять ей, что ничего такого она не сделала, что взять деньги у беременной женщины – это немыслимо.

      Глаза цыганки стали молящими, она заметно побледнела и только повторяла:

      – Возьмите, прошу, возьмите! Мне удачи не будет. Ребёнка загубите.

      Купюра в её руках трепетала на весеннем ветру, как листочек на дереве.

      – Я не могу взять у вас деньги! – растерянная Черникина почти кричала.

      Цыганка задумалась, вздохнула всем животом и застенчиво сказала:

      – Тогда давайте я вам погадаю. Я вас так отблагодарю.

      – Давайте! – Черникина обрадовалась тому, что эта дурацкая история подходит к концу.

      Цыганка посмотрела куда-то поверх головы Черникиной, на секунду стала как будто меньше и незаметней и тихо, выговаривая каждое слово, начала:

      – Ты уверена, что Слава – твоя судьба. И знаешь ты, что любит он тебя и беречь станет. Но не дает тебе покоя мысль, что ты обманываешь его, когда говоришь, что любишь. Совесть тебя тревожит, маешься ты от страха решение последнее принять. А через полгода поздно будет.

      Черникина внимательно смотрела в глаза цыганке и слушала её, не переводя дыхания. Та же спокойно закончила, испытующе глядя на Черникину:

      – Ты хочешь знать, что тебе делать?

      Черникина кивнула головой. «Боже, откуда она знает про Славу?»

      Про Славу не знал никто, кроме Черникиной и самого Славы, даже его жена.

      – Хорошо, я тебе тогда на судьбу погадаю.

      Цыганка достала злосчастную купюру, медленно сложила её пополам, потом ещё пополам, потом начала скручивать и вдруг спохватилась:

      – Не могу! Деньги твои должны быть. Возьми эти, дай свои.