ОН. Дьявол. Евдокия Гуляева

быстро учусь, и в первый же день, как только мы начали, поняла, что вопросы Уолтера – это уловки.

      Сглотнув кровь во рту, однократно киваю, не поднимая взгляда. Если заговорю, он снова меня ударит.

      Я не хочу этого. А он – хочет.

      Мне не нужно смотреть на него, чтобы знать, что в этот момент он, – с агрессивным выражением лица и оскалом вместо улыбки – ждёт, что я вот-вот облажаюсь.

      Закрываю глаза, сжимаю руки в кулаки, стискиваю их изо всех сил. Чувствую, как дрожат разбитые губы.

      – На колени, – произносит Уолтер тихо и невозмутимо, практически вежливо. Ну да.

      Я-то понимаю, что в этом его тоне и скрыт вызов. Если он когда-нибудь решит замолить грехи, то у него жизни не хватит.

      Кому, как ни мне знать, что Уолтер наслаждается неповиновением. В отличии, кстати, от самого Дагера, которого оно приводит в бешенство.

      Чувствуете разницу?

      Первый из них хочет моего сопротивления, дабы снова наказать. Он ищет любой повод, чтобы причинить мне боль. Второму же – просто нужно видеть меня на коленях. Хотя, общее у них всё-таки есть – они оба чудовища.

      Комфорт, удобство и красота интерьера вокруг настолько запятнаны, что я не могу на это смотреть: грязные деньги капают со стен, годовой запас пищи тратится на мраморные полы, сотни тысяч долларов медицинской помощи выливаются в антикварную мебель и шёлковые ковры.

      Я не могу двигаться.

      Я не могу дышать.

      Сколько людей, должно быть, умерли, чтобы поддерживать эту роскошь?

      Боль проглатываю вместе со слезами. Мои суставы начинают сгибаться в синхронности с ударами сердца, и я медленно, но всё же опускаюсь вниз. Прямо на пол.

      Реальность дает мне вторую пощёчину. Я должна продолжать. Должна быть послушной.

      Отец явится за мной, дабы сохранить лицо. Не из любви или чувства долга, а лишь потому, что продажа его дочери – серьезный удар по репутации.

      Он соберёт деньги и оплатит долг. Если не сделает это сам, то за мной придёт Томас.

      Кто-нибудь, чёрт их подери, обязательно вытащит меня отсюда!

      Не отрываясь, смотрю в пол, когда Уолтер присаживается передо мной на корточки. Чувствую, как нечто грубое обвивает шею. Не слишком туго, если бы я хотела глубоко вздохнуть, то расстояния от крепкого ошейника до моей кожи вполне хватило бы. Однако, дышу, скорее поверхностно, не пытаясь испытать на себе его удушливую прочность.

      Уолтер проверяет надёжность крепления, пристёгивает короткий поводок и поднимается на ноги, делая шаг к двери, зная, что я ползу следом на четвереньках.

      Вчера мы уже практиковались с этой его новой забавой.

      Если в первый день я пыталась упрашивать. Умолять. Плакать. Кричать. Во второй – сбежать. То в третий и последующие, когда тело оцепенело от побоев, горло иссохло от жажды, губы потрескались и кровоточили, я прекратила тупить и подчинилась. Нет, даже не Уолтеру или Дагеру, а собственному неистовому желанию выжить.

      Тем не менее, в тот момент, когда я проползаю на четвереньках мимо охранника у дверей и