ОН. Дьявол. Евдокия Гуляева

я даже понимаю почему. Осознание факта, что ты управляешь чужими эмоциями и контролируешь женские слёзы, а, иногда, чью-то жизнь… это абсолютное удовольствие. Пьянящее. Словно летишь вниз на огромной скорости в костюме вингсьют2, когда ноги твердо стоят на земле, а под пальцами – сильная пульсация шейных вен на девичьем горле. Не считаю подобные вещи чем-то из ряда вон, но лично мне они не нравятся.

      Я вообще не переношу громкие звуки – всхлипывания, стенания, сопли. Особенно крики. Они лишь многократно усиливают желание навредить ещё больше.

      Иногда я задумываюсь: отец или сестра, кому из них я больше обязан своей зависимостью к тишине?

      Она была молчалива. С самого детства мать таскала её по лучшим врачам пытаясь доказать, что её дочь не имеет никаких физических или психических отклонений и не страдает от этого. Просто она немного странная.

      Я же наслаждался её обществом гораздо больше, нежели чьим-то другим. Она умела красиво молчать. В её молчании было так много…

      Взгляд. Поворот головы. Полуулыбка.

      Что-то ещё…

      Почти неуловимое. Едва заметное…

      Она казалась покорной…

      Мёртвой хваткой силюсь удержать в памяти её лицо и имя – Оливия. Боюсь, что с годами это уйдёт, потеряется, сотрётся безвозвратно, останется сновидением, которое я буду вспоминать лишь изредка, если вообще смогу вспомнить. Словно она была когда-то – и нет. Время, сука, уносит всё, ускользая от моих безумных попыток поймать и вернуть…

      Однако, мне ли не знать, что имелась ещё одна, не менее веская причина полюбить даже не тишину, а безмолвие.

      Начиная лет с семи, отец вплотную занялся моим воспитанием и, когда я плакал, всякий раз он брался за нож, чтобы сделать неглубокую, но памятную зарубку на моих рёбрах. Таких шрамов по обеим сторонам осталась дюжина. Да, потребовалось двенадцать раз, чтобы я, наконец, усвоил – плач не средство достижения цели.

      ***

      А ещё в детстве я научился бесшумно передвигаться. Пришлось. Оказалось, что оставаться незаметным порой – вообще лучший способ действий. Не выдавая своего присутствия, можно заметить неподдельные чужие эмоции и такие детали, которые, в противном случае, не увидишь; когда знаешь, что за тобой наблюдают, ведёшь себя иначе.

      Прямо – здесь и сейчас все маски сброшены.

      Разумеется, только не у малышки Аддерли. Её это не касается. Ведь она вжилась в роль и прилежно её исполняет, чтобы выжить. Вот только не понимает, что в конечном итоге, она уже не сможет сбросить свою маску, поскольку та буквально припаяется к её лицу. Послушный сабмиссив, исполняющий роль, и сломленный раб очень быстро становятся единым целым.

      Наблюдаю, как она сидит подогнув под себя ноги и положив руки на бедра. Её тёмные волосы прихвачены резинкой в низкий хвост, поэтому мне отчётливо виден точёный профиль лица. Девочка смотрит в пол. Как и должна. В неизменной белой майке и пижамных коротких шортах – надо бы переспроситься у Уолтера, что за фетиш – у неё в шкафу достаточно других вещей.

      Спина ровная, словно каждый позвонок в ней напряжён до предела.

      Ремень Уолтера

2

Вингсью́т (англ. wingsuit «костюм-крыло» от wing «крыло» + suit «костюм») – специальный костюм-крыло, конструкция которого позволяет набегающим потоком воздуха наполнять крылья между ногами, руками и телом пилота, создавая тем самым аэродинамический профиль.