Посмотри, отвернись, посмотри. Елена Михалкова

самый простой. Но тебе целую мансарду выделим. Будешь спать по-королевски! Гороху только под матрас не забудь насыпать, мать! – Он подмигнул жене.

      – Я и без гороха вижу, что сыну досталась принцесса.

      Какие же они оба были милые! И пухлая растрепанная Лариса Семеновна, с гордостью смотревшая на мужа. И Иван Степанович, так легко включивший меня в круг семьи.

      – С радостью останусь! – искренне сказала я.

      Вокруг с визгом носилась малышня. Девчушка лет пяти схватила меня за руку и потребовала:

      – Отведи меня в тувалет!

      – Любаша, я с тобой схожу! – вмешалась Лариса Семеновна.

      Но девочка уперлась:

      – Хочу с тетей!

      – Упрямая ты какая! Ну ладно. Как выйдешь, Полина, поверни налево и иди до конца коридора. Там еще один поворот – и увидишь.

      Девчушка крепко вцепилась в мою руку. Коридор был длинный и темный. Я бы не удивилась, выведи он к деревенскому сортиру. Но нас ждала комнатка с бледно-голубым унитазом.

      – Не уходи! – приказала малявка и прикрыла дверь.

      Я дождалась, когда она вымоет руки и справится с завязками на своем платье, и повела ее обратно.

      – Ты знаешь дядю Антона? – спросила я.

      Девочка помотала головой.

      Ну конечно. В таком возрасте малыши редко интересуются взрослыми родственниками. Я поймала за руку подростка лет пятнадцати, спросила, помнит ли он Антона, но тот лишь пожал плечами и ушел.

      Мне хотелось, чтобы все вокруг рассказывали об Антоне. Как не хватало этих смешных семейных историй! Для меня муж был человеком без прошлого, без близких. Без детства и юности. Без школьной учительницы. Без ссор и дружб в детском саду, которые почему-то запоминаются на всю жизнь.

      Его выдали мне взрослым. Молчаливым, обаятельным. Любящим.

      Но этого было недостаточно!

      Я сообразила, что у мамы Антона наверняка где-то валяется альбом с семейными фотографиями.

      Но когда мы с малышкой вошли в комнату, я сразу позабыла о фотоальбоме. Возле моей сумки, которую я положила на подлокотник кресла, стоял Григорий. Сумка была широко раскрыта. Он копался в ней. Стоило нам войти, как девочка завопила во все горло; Григорий вздрогнул, оглянулся и торопливо сунул что-то в сумку.

      Из большого отделения торчал паспорт. Я точно помню, что, выходя из гостиничного номера, положила его в кармашек и застегнула молнию.

      Зачем этот человек рылся в моих документах? Я переложила вещи, закрыла сумку и непроизвольно прижала к себе. Хотела рассказать о случившемся родителям Антона, но те были увлечены разговором. Постепенно неприятное чувство меня отпустило. Григорий незаметно исчез. Время от времени в дверях мелькало его длинное черное лицо, но он сразу пропадал.

      Дети втянули меня в игру. К нам подключились сестры Антона. Мы болтали, смеялись, пили… Я не заметила, как вечер перешел в ночь. Случайно взглянула в окно и изумилась: небо усеяно звездами. У меня сорвалось восхищенное:

      – Смотрите, смотрите!

      Все столпились у окна.

      – Э-э, да тут всегда так, – сказал