Посмотри, отвернись, посмотри. Елена Михалкова

вот еще замечательные стихи! – воодушевленно сказал продавец.

      Он сунул мне тонкую книжку. На картонной обложке был нарисован рахитичный щенок с выпученными глазами, вокруг которого водили хоровод лесные звери. Примитивная компьютерная иллюстрация: пластиковая размазня вместо цвета, грубый фотошопный градиент. Предметы и фигуры словно вырезаны по контуру, а затем вклеены в общее пространство.

      Перевернув первую страницу, я прочитала:

      – «Вот щеночек одинокий, у него усы как пух! Ты возьми скорей щеночка, ну а лучше сразу двух».

      Молча вернула книжку. Ненавижу современные халтурные поделки. Вот писатель одноногий, у него мозги как пух, пристрели его, читатель, ну а лучше сразу двух.

      – А собачка-то на вас похожа! – заискивающе сказал продавец.

      Я представила, как вокруг меня соберутся в хоровод все эти Антоновы сестрицы, мужья с топорами, папы с огородами, собаки на лежанках и дети на руках, а я буду сидеть среди них, выпучив глаза… И засмеялась так, что продавец испуганно отошел.

* * *

      Воздух на улице Канатной пах скошенной травой. Там, где пахнет скошенной травой, не может происходить ничего плохого, правда же? С одной стороны к заасфальтированной дороге подступали деревья, с другой за палисадниками и заборами виднелись шиферные крыши.

      Я отпустила такси и пошла пешком. Мне хотелось осмотреться.

      В траве возились куры. Неподалеку от них развалилась кверху брюхом грязно-белая дворовая собака. При виде меня она грозно пошевелила ушами и обмякла.

      Из крыши Макеевых росли антенны, как сорняки. Перед окнами прижались боками грязная «Нива» и уазик.

      Я до последнего сомневалась, стоит ли ехать. Потом новосибирский таксист заплутал в Искитиме, и на Канатной я оказалась, когда часы показывали семь.

      Из глубины двора доносились детские вопли и мелкое собачье тявканье. «В любой момент можно будет уйти», – безо всякой уверенности сказала я себе и толкнула калитку.

      На крыльце сидел с сигаретой мужчина лет шестидесяти в спортивных штанах и выцветшей футболке. Он вопросительно уставился на меня, а я – на него. Мы оба не произнесли ни слова. Приглядевшись, я поняла, что он похож на Антона, только постаревшего, обрюзгшего и как будто накачанного изнутри воздухом.

      – Простите, вы – Иван Макеев?

      – Ну, я Макеев. А кто спрашивает?

      Я замялась. Он поднялся, прищурился, вглядываясь в меня. И вдруг заорал:

      – Мать! Ма-а-ать! Иди скорее сюда!

      Из дома выскочила полная женщина в платке и фартуке и напустилась на него:

      – Чего орешь-то? Лиза уснула!

      – Я один, что ли, ору? Полон дом народу. Да иди буди ее! Только ночной сон перебьет!

      – Не твое дело, чего она перебьет!

      – Хорош препираться! Гостья к нам приехала! Полина! Верно я говорю, ведь Полина?

      Я кивнула и улыбнулась.

      Женщина всплеснула руками, стащила с головы платок, налетела на меня, обняла и расцеловала в обе щеки. От нее исходил уютнейший запах – жареное мясо, приправы,