Бывший. Игра на поражение. Лина Коваль

приготовление пищи и снабжена электрической плитой с объёмной вытяжкой, другая – под обеденную зону.

      – Доброе утро, – произносит Адриан, с любопытством проезжаясь взглядом от моего лба до голых ступней.

      Черт.

      Вроде закуталась, а чувствую себя обнаженной. И почему поленилась откопать в чемодане носки?

      Задрав подбородок, молча прохожу к холодильнику.

      – Я что? Наказан? – спрашивает он, пряча улыбку за кружкой.

      По-хозяйски исследую продуктовые запасы. Вчера мне фактически сообщили, что я пленница в этом доме, поэтому робеть я не собираюсь.

      Подхватив ветчину в нарезке и листья салата, грациозно усаживаюсь за стол.

      – Для человека, мечтающего о работе, ты слишком долго спала, – продолжает он со мной разговаривать.

      Кидаю на него равнодушный взгляд.

      Сооружаю из тостов, стоящих в центре стола, и своих находок бутерброд и смачно откусываю половину.

      Боже. Как вкусно. Мычу от удовольствия.

      Леди так не делают, но и джентльменов здесь не наблюдается.

      Я могла бы тысячу раз ответить Адриану то же самое, что и сказала вчера вечером. Правда… это больше было похоже на истерику, а не на разговор.

      Моя работа– это часть меня. Как рука и нога. Абсолютно равноценная. А он, поступив так со мной, обесценивает мои достижения.

      Оскорбляет меня.

      Но с учетом того, что вчера мои слова вызвали у Макриса лишь снисходительную улыбку, повторять я их не собираюсь.

      Пережевывая, озираюсь в поисках кофемашины. Подскакиваю с места, нахожу красивую синенькую кружку в шкафу над мойкой и жду, пока кофе будет готов.

      Украдкой наблюдаю за Адрианом, сидящим ко мне спиной. На нём только черные спортивные брюки и больше ничего!

      Твою мать!

      Кажется, что его манящие плечи, заняли весь мой эфир. Так бывает. Вроде и студия большая. Реквизита много, свет. Речь в кадре вполне понятна, диалог интересен, а взгляд то и дело ложится на что-то конкретное.

      Например, на татуировку на правой лопатке. И похожую… за ухом.

      – На этот уик-энд поедем на дачу к Умарову. В гости, – сообщает Адриан, дождавшись, пока я снова усядусь напротив него.

      – Зачем? – нахмуриваюсь.

      Он улыбается своей маленькой победе. Удалось всё-таки выбить из меня хоть слово.

      – Надо налаживать связи. Умаров – старик консервативных взглядов. На жизнь, на семью. На ведение дел.

      – Зачем тебе с ним общаться? Разве вопрос с покупкой артели не решён?

      – Договорённость есть. Но враг не дремлет, – зелень в глазах-омутах становится чудовищно опасной.

      – Прохоров? – предполагаю.

      Адриан вдруг улыбается:

      – Ешь давай. Бунтарка.

      Фыркаю, отпивая свой кофе и снова принимаюсь за бутерброд.

      Вчера вечером я и слышать ничего не хотела.

      Выхватила свой чемодан и сразу поднялась в отведённую для меня комнату. Так была зла на грека, что думала, убью к чёртовой матери.

      Сейчас же взгляд постоянно падает на эстетически приятную грудь и твердый