Развод. Игра на выживание. Лина Коваль

до огромной, зияющей пропасти.

      – Как ты? – спрашивает Оля, размещая на столе объемный бумажный пакет из дорогого супермаркета. – Выбрала тебе фрукты и ягоды. Специально заезжала в торговый центр. Там ни припарковаться, ни выехать. Все как с цепи сорвались с этим первым сентября. Неужели ничего нельзя делать заранее?! Я Кирюхе форму еще в мае швее заказала. С хорошими тканями-то сейчас беда, ждать два месяца. Рюкзак финский через байера тогда же выписала. Ведь это так просто, делать все заранее? Я…

      – Может, у людей денег не было, Оль?! – перебиваю равнодушно. – Получили зарплату и поехали покупать.

      – Не было денег на рюкзак? – морщится сестра. – Зачем тогда детей рожали?

      Мутит от её снобизма.

      Я настолько опустошена, что мне даже лицо держать не хочется. И быть гостеприимной тоже. Поэтому безучастно отворачиваюсь к стенке и прикрываю глаза.

      Неужели непонятно, что я…

      Просто. Хочу. Остаться. Одна.

      Человек, который был бы мне нужен, всё равно не придёт.

      И в этом я сама виновата. Я кругом, куда ни плюнь, виновата.

      Вина словно бетонная плита давит на грудь, сжимая ребрами сердце.

      – Могла бы и спасибо сказать, – шипит сестра за спиной, усаживаясь.

      – Спасибо, – отвечаю ровно.

      В палате тихо. Слышно только, как Оля поигрывает золотым браслетом на запястье.

      Раздражает.

      – Янка, – зовет она слабо.

      – Что?

      – Ты это… – держит паузу. – Эту ситуацию… не принимай близко к сердцу.

      Резко разлепляю веки. Вдалеке, где-то внутри, за закрытой наглухо металлической дверью, чувствую отголоски эмоций. Они слабые. Словно смазанные, но есть…

      Значит, не всё потеряно?

      Слышу, как Оля поднимается со стула, оглушительно забирает сумку со стола и идет к двери.

      – Оля, – окликаю громко.

      – Что?

      – Откуда ты знаешь… какова глубина моего сердца? И где для него близко? – спрашиваю со злостью.

      Это максимально не похоже на мою сестру.

      Удивительно.

      Но она молча выходит из палаты и тихонько захлопывает дверь. В коридоре слышатся знакомые голоса, которые непременно хочется заткнуть.

      Он не пришел. Не придет.

      Я настолько плохая жена. Наверное, даже настолько плохой человек, что у Богдана нет ни капли сострадания…

      Через несколько минут дверь снова отворяется. Я в буквальном смысле чувствую дуновение свежего ветерка.

      – Привет, мать, – слышу веселый голос Веры и разворачиваюсь настолько резко, что голова кружится. – У тебя тут как в морге. Холодно, тихо. Осталось бирку на палец опустить. Кстати, знаю я одного симпатичного патологоанатома…

      Сажусь на кровати и мрачно произношу:

      – Вера, ну какой патологоанатом?

      Она внимательно изучает мое лицо, белую хлопчатобумажную майку и сжатые в замок руки, а потом прыскает от смеха:

      – Говорил, что самый лучший. Мне вот интересно, кто это сказал? Его пациенты сплошь мертвяки, отзыв на сайте точно не напишут.

      – Вера, блин, –