Беспризорные. Бродячее детство в Советской России (1917–1935). Лучано Мекаччи

«клеишь» [врешь], – кончает игру в прятки Калинина, снимая с него шапку.

      – И шапка из приемника, и стрижка вот наша.

      Невинная розовая мордашка становится сразу хитро-лукавой. Чтобы скрыть некоторое смущение, он запускает зубы в хлеб, погружая лицо в мякиш.

      – Это – самый тяжелый вид беспризорника, – объясняет Калинина столпившимся вокруг нее удивленным работницам и комсомолкам. – Его чистый, аккуратный вид – результат его власти над целой группой беспрекословно преданных ему беспризорников, которых он жестоко эксплуатирует. Сам – не ворует: ему приносят украденное. Сам – не просит: ему дают долю из собранного. Где бы он ни был: в приемнике, в труддоме, в тюрьме – ему всегда готов его паек.

      – Ну-с, – треплет его по щеке Калинина, – опять снова к нам? Как зовут тебя?

      – Иван, а может Алексей.

      – А фамилия?

      – Да у меня… сорок фамилий. Хочешь все назову, – выбирай.

      – Сколько ж тебе лет?

      – Тышу! И с хвостиком.

      – Где родился?

      – В Питере. В Зимнем дворце.

      – Родители кто?

      – Николай Романов был. А может, кто-нибудь ему помогал, – не помню хорошо[64].

      – Много с таким работы будет, – подавляя вздох, говорит девушка, глядящая на виртуоза широко открытым жадным взором жалости и сострадания.

      В приемнике, куда их вводят группами, все мобилизовано, приготовлено, и служащие, точно на часах, стоят около своих дверей. Вот стук, и в распахнутые двери вваливается целая группа беспризорников, приведенная двумя девушками.

      – Ну и беда с ними! – падает на стул одна из работниц. – Не идут, разбегаются. Шесть человек так и убегло…

      И, приложив руки к пылающим щекам, девушка, точно теряя силы, говорит:

      – А как оскорбляли… Какие ужасные вещи они говорили всю дорогу! Какие гадости они знают!..[65]

      Ночное патрулирование было успешным, если оно ограничивалось районами – например, вокзалами, – где находили ночлег в основном новички. Но более опытные беспризорники знали укромные места. Они прятались под землей, в канализационных тоннелях, и жили там как в катакомбах. Алексей Кожевников в рассказе «У тепла» описал излюбленные укрытия московских беспризорников – вокзальные подземелья.

      У вокзала, как и у корабля, есть свой трюм – подпольный этаж. Он весь в земле, глубиной сажени в две и больше. У него ни окон, ни электричества, в нем полная, поистине кромешная тьма. Вокзальный трюм пуст, посредине его идет широкий коридор, направо и налево от него камеры. В этих камерах поставлены батареи парового отопления.

      Люди редко спускаются в вокзальный трюм. Иногда лишь пройдет механик проверить трубы, и быть бы трюму пустым, глухим, темным, как могильный склеп, но забота о тепле сгоняет сюда беспризорников, и здесь, в земле, под тяжестью вокзальных громад, у батарей парового отопления бурлит жизнь, идет борьба за тепло этих батарей.

      В каждой камере ночует определенная группа друзей и товарищей; они все вместе и ведут борьбу за нее. Случается, другая группа спустится в трюм раньше

64

В ироничном ответе беспризорного намек на царя Николая II.

65

Сергеев А. Облава // Правда. 25 марта 1926. № 68. С. 1.