Наследство последнего императора. Том 3. Николай Волынский

ответа я вытащил оставшуюся пятирублёвку и показал ему. Толстым пальцем чех поманил меня ближе, взял деньги, рассмотрел. Потом неожиданно скомкал кредитку и швырнул мне в лицо.

      Я закрыл на секунду глаза и замер, чтобы удержаться и не влепить пощёчину мерзавцу. Быстро снял с исхудавшего пальца золотое обручальное кольцо и протянул ему.

      Четарж внимательно рассмотрел кольцо – там было клеймо пробирной палаты. Попробовал на зуб и усмехнулся, поводя в стороны тараканьими усами.

      И дал мне бумажку, на которой ничего не было, только штемпельная печать: «Разрешается».

      – И всё? – спросил я.

      – А чьто ещё желаешь? Закордонный паспорт в Америку?

      Я повернулся и пошёл. Но у самой двери чех меня остановил.

      – Глюпый ты, дурак – настоящий русский мужьик, – сказал он. – Был бы умный, так поехаль без бумажки.

      Я и поехал. Вечером пришёл поезд – переполненный, и на крыше тоже не было мест. Но мне удалось втиснуться – помог забраться наверх тот самый деревенский парень. Помог, а сам залезть уже не сумел. Остался. Из-за меня.

      – Вот так-то, Пинчуков. Весёлая история?

      Огромные кабинетные часы в виде Спасской башни московского Кремля пробили четыре раза.

      – Пойдёмте-ка спать, Алексей Андреевич. Ваша постель давно уже ждёт-с.

      – И простыни? – улыбнулся Волков.

      – Как же без них?

      – Белые, глаженые, накрахмаленные?

      – Других не держим-с.

      – Невероятно… Думал, уже не будет нормальной жизни.

      – Будет, – заявил Пинчуков. – Дождёмся!

      – А знаете, милый Пинчуков, вся эта одиссея моя лучше всего мне напоминает – только не удивляйтесь! – баню.

      – Какую баню? Не понял-с…

      – Нашу, русскую баню. С раскалёнными камнями и ледяной прорубью. Вы подумайте: сидишь в парной – жара, натурально геена огненная, волосы трещат, сейчас заживо изжаришься! Прыгаешь в прорубь – слава Богу, пронесло, жив остался, не сгорел. После сидишь в сенях или, вот как у вас, и понимаешь: жизнь-то – какая сладкая она! Ничего нет вокруг важного, ценного. И на тебе – ничего, одна простыня. Крахмальная. И жизнь. Она в тебе. И ничего не нужно больше. Ничего!

      – Да, сладкая… Кабы не война да революция… – вздохнул Пинчуков. – Всё же лучшего хочется, а будет ли?

      – Это уж как кому… Кому-нибудь да будет.

      4. ГЕНЕРАЛ РАДОЛА ГАЙДА И «АНАБАЗИС»10 ЧЕХОСЛОВАЦКОГО ЛЕГИОНА

      Рудольф Гайдль, он же генерал Радола Гайда

      УТРОМ, в семь часов, Пинчуков начистил асидолом пуговицы мундира и ушёл, сверкая грудью, в комендатуру выяснять насчёт дальнейшей службы.

      А Чемодуров и Волков проспали до полудня. Не торопясь, пообедали, снова часик поспали, потом попили чаю с блинами и мёдом и решили пройтись по городу. Блаженное чувство освобождения и свежей, новенькой радости, как после затяжной и опасной болезни, гнало на улицу.

      – Нам ведь куда-то в присутствие надо? – вдруг напомнил Чемодуров.

      – Только

10

Анабазис: а) «Анабазис Кира» – сочинение Ксенофонта; б) продвижение армии по чужой территории.