Наследство последнего императора. Том 3. Николай Волынский

капелька елея освящённого из Морского собора, где святитель отец Иоанн Кронштадтский служил, и шепчу: «Спаси и помилуй, Господи Иисусе! Отец Иоанн, заступись за меня перед Господом и Царицей Небесной! Господи, Ты меня не для того спас, чтобы я убежал от двуногих волков, а попался четвероногим…»

      Волки все ближе. Остановились в шагах десяти. Оба одновременно потянули воздух, принюхались и вроде совещаться стали, что им дальше делать.

      И как снова двинулись, тут я и говорю им громко и с обидой – только не смейтесь, Пинчуков! Вам бы тоже там не до смеху было:

      – Господа волки! – говорю им, как равным. – Разве вам леса мало? И не стыдно пугать меня, и так замученного и испуганного? Идите своей дорогой, мало чести нападать на слабого странника! А ведь я, может быть, ваш родственник. Дальний, но всё же.

      Боже мой – остановились волки! Будто поняли меня. Стоят и молчат. Я тоже молчу. Матёрый вздохнул, прямо как человек, и на подругу свою смотрит: что, мол, скажешь? А волчиха изящно повернулась ко мне хвостом и повела своего кавалера назад, в лес. Вы думаете, они меня поняли? Что это было?

      – Сказать по чести, не знаю, – осторожно ответил Пинчуков. – Но ведь вы из крестьян и знаете, что волки летом не нападают. Да и зимой стараются обходить человека стороной. Ну, разве что сумасшедший среди волков попадётся. Или изголодавшийся до смерти. Или изверг – хуже человека.

      – Никого в природе нет хуже человека, – возразил Волков.

      Издалека снова донёсся очередной винтовочный залп.

      – Слышите? – спросил Волков.

      – Да как же – слышу…

      – Освободители наши! – снова разгорелся Волков. – Кто им дал право? И чем они лучше большевиков, которые хватали невиновных людей в заложники и также бессудно расстреливали? Как меня? Как старушку Шнейдер?

      – Дела, дела… – вздохнул Пинчуков.

      – Не надоел я вам своей болтовнёй?

      – Опять вы… Никакая это не болтовня! – возразил Пинчуков. – Да и как выговоришься, душе легче. Правда?

      – Правда, – согласился Волков и задумался.

      – С того случая, – продолжил он, – я стал я опасливее. Боялся открыто выходить в каждую деревню, Да и красные стали попадаться. Ночлега уже не просил – только хлеба. В один дом постучался, вдруг выскакивает старик с длинной седой бородой.

      – Ты что, босяк, безобразничаешь?

      – Странник я. Мне бы хлеба кусочек или сухаря.

      – Хлеба? – закричал старик. – Сухаря? Пошёл вон со двора, морда большевистская!

      – Я не большевик, – попытался возразить я, но он словно не слышал. Схватил вилы и бросился на меня.

      Пришлось убегать. И от кого? От брата, можно сказать, по классу. Скажите мне честно, Пинчуков, похож я на большевика?

      – По правде сказать, не знаю. Разные они. Вот говорят, что у них много офицеров служит, даже генералы немалым числом к ним перешли.

      – Да уж слышал.

      – И дворяне среди них попадаются. Вот Ленин,