Двоевластие. Роман о временах царя Михаила Федоровича. Андрей Зарин

и чудотворец, вразуми и наставь! Да не знает мое сердце злой неправды, да не опустится рука моя на невинного. Владыко и чудотворец, не оставь милостью: помоги сына найти, а я за то воздвигну храм имени твоего. – Он обернулся к иконе Варвары-великомученицы. – Пошли, угодница, здоровья княгинюшке. Закажу паникадило чистого серебра в три пуда!

      Он встал и приложился к образам; после того он, успокоенный, вышел на крыльцо и позвал Антона.

      – Зови Степаныча! – сказал он, садясь на крыльцо.

      Не подошел, а подполз, как раньше Влас, к нему старший ключник.

      – Ну, мой верный слуга, расскажи-ка мне, – начал с суровой усмешкой князь, – как ты скоморохов господским добром угощал да всю ночь с ними, старый пес, бражничал?

      – Смилуйся, князь! – стукаясь лбом, заголосил ключник, – с приказа княгинюшки брагой и пивом поил.

      – Что же это она на всю ночь гульбу заказала вам всем? Не верится что-то!

      – Смилуйся, князь! – повторил Степаныч.

      Князь встал.

      – А сведи меня к месту, где татьба соделана!

      Степаныч поднялся и неуверенными шагами пошел впереди князя.

      – Тут, батюшка, – указал он на место, где из тына был выворочен тяжелый столб.

      Князь заглянул в яму.

      – Ишь, локтя два земли выкопано, – сказал он, – одному и не управиться. А кто дозором ходил в ту ночь?

      – Яшка Пузырь да Никашка, да Петька Гуляйко!

      – Позвать!

      Антон бросился к службам. Три здоровенных парня вышли и упали на колени.

      – Чай, тоже бражничали? – спросил князь с усмешкой.

      – Бес попутал! – воскликнули все трое.

      – А ну! Всыпь им столько батожьев, чтобы глаза на лоб вылезли, да здесь же, у колдобины! – распорядился князь и пошел назад к крыльцу.

      Княжие дружинники по зову Антона распнули парней и начали расправу.

      – А кто с Мишенькой был? – спросил князь Степаныча.

      – Пашка да Матрешка, батюшка-князь!

      – Позвать!

      И опять, валяясь в ногах князя, завыли и заголосили две сенные девки. В знак печали они остригли свои длинные косы и разорвали сарафаны.

      Князь злобно посмотрел на них.

      – На том свете вы за раденье свое ответите, а теперь под Казань грех замаливать пойдете. Есть там у меня вотчинка, а по соседству монастырек. Туда и будете!

      Пашка без чувств упала на землю.

      Из толпы челяди выступил огромный детина и опустился на колени.

      – Смилуйся, князь, невеста просватанная. Матушка-княгиня сама благословить изволила.

      Князь нахмурился.

      – Звать тебя?

      – Аким, во псарях у твоей милости.

      – Ты погоню правил?

      – Истину говоришь. Только что я мог? – он развел руками. – Лошаденки худые, кругом лес; опять, может, два часа, может, три спустя хватились. Они тропинками да чащей!

      – С кем ездил?

      – А тут пять людишек прихватывал.

      – Всем по двадцати батогов! – решил князь и поднялся. – А его повесить! – сказал он Антону, указывая на Степаныча.

      Стон