Двоевластие. Роман о временах царя Михаила Федоровича. Андрей Зарин

матушку, и князюшку.

      – Днем?

      – Днем, батюшка, сейчас, почитай, после обеда.

      – А потом ушли и увели?

      Антон осторожно подошел к князю и положил на землю высокое седло. Князь в изнеможении опустился на него.

      Влас задрожал при его вопросе.

      – Не так, батюшка! Они у нас заночевали, а в утро…

      – Ночью бражничали?

      – Не смею грех утаить! Было!

      – Ну, ну!.. И как увели?

      – Под утро. Ушли это они – и все. А потом князюшка с сенными девками в сад убег, в прятки, слышь, играли. Он и сгинул. Пошли искать, а из тына-то целая тычина вынута, а подле той тычины княгинюшка опоясок нашла и обмерла.

      Князь вскочил.

      – И княгиня больна?

      – Ой, больна, батюшка! Меня девка Наталья к тебе погнала, а Ерему – за бабкой-повитухою, а Акима – в погоню. Может, и нагнал злодеев-то!

      Князь схватился руками за голову. И Анна больна, может – умирает: ведь она на сносях была. И, не будучи в силах сдержать нетерпение, он снова приказал седлать едва передохнувших коней.

      Садясь на коня, он вдруг словно вспомнил.

      – А ты бражничал тоже? – спросил он Власа.

      Тот упал ему в ноги.

      – Согрешил окаянный! Как и все!

      – Двадцать батогов! – сказал князь Антону и вскочил в седло.

      И снова началась бешеная скачка.

      Мрачные мысли заполнили голову князя. Скрасть его наследника, его гордость! Не иначе тут, как чей-то злой умысел. Слов нет, крадут детей скоморохи, но еще слышно не было, чтобы из княжьей усадьбы увести осмелились. Может, и дома где-нибудь гнездится измена.

      – Я покажу им! – почти вслух произнес князь, и в его глазах словно сверкнули молнии.

      Наконец показалась усадьба. Князь вынесся вперед, оставив всех далеко за собою, и, подлетев к воротам, быстро соскочил с коня. С наворотной башенки его заметили еще издали, и, едва он подъехал, как настежь распахнулись ворота.

      Мрачнее тучи вступил князь на свой широкий двор и почти не взглянул на челядь, что стояла на коленях позади Степаныча, растянувшегося плашмя.

      – Где княгиня? – спросил он, ни на кого не глядя.

      – В бане, князь-батюшка, – ответило несколько робких голосов.

      Князь отпоясал тут же на дворе свой меч, снял шлем и латы, отдал их Антону и в одном шелковом кафтане пошел прямо в баню, стоявшую на заднем дворе, недалеко от сада.

      – И будет вам ужо! – сказал Антон перепуганной дворне.

      Князь вошел на крыльцо бани и несколько мгновений простоял, собираясь с силой; потом он разом толкнул дверь и вошел в первую горенку. Там сидели высокая, сухая, с желтым, сморщенным лицом старуха и несколько сенных девушек. Увидев князя, они взвизгнули и повалились ему в ноги. Одна старуха не стала на колени и смотрела на князя живыми черными глазами.

      Князь пытливо посмотрел на нее и спросил:

      – Ты и будешь бабка-повитуха, что из Коломны?

      Старуха отрывисто поклонилась князю в пояс и ответила:

      – Истину, батюшка, молвил. Я и есть!

      – А