Измена. Осколки моей души. Эстер Рейн

рядом с которой я стояла. В душе снова засаднило. Было такое чувство, будто любимый человек прошел мимо тебя в толпе, ты узнала его, а он нет, и момент встречи упущен навсегда, ваши дороги разошлись безвозвратно, осталось только ощущение утраты и обреченности.

      – Мыши… – как-то слишком тяжело вздохнул мужчина, словно проблема с мышами была завершающей вишенкой на торте его невзгод. – Я пропустил обед и ужин, но уверен, на кухне что-нибудь найдется.

      – Конечно, садись…тесь… – запнулась я, пытаясь заставить себя видеть в Дарене чужого мне человека. Но, по правде сказать, он был таким отстраненным и подавленным, что я и вправду видела его словно впервые. Моей оговорки он, кажется, даже не заметил.

      Я открыла подпол, где располагался ледник, выполняя функцию холодильника, достала сыр, масло, буженину, нарезала хлеб и поставила перед мужчиной еще горячий душистый отвар. Все это время я боролась с желанием коснуться его плеча, прижаться к нему, вдохнуть любимый запах. Но мужчина заправил за ухо, хорошо знакомым мне жестом, длинную прядь темных волос и принялся за бутерброды.

      Мне хотелось встряхнуть его и крикнуть: Дарен, это я, неужели ты не узнаешь меня? Но он даже не поднимал на меня глаз, погруженный в свои размышления.

      – Спасибо за ужин, извини, что задержал тебя. – сказал он, вставая с табурета.

      Я молча кивнула, складывая остатки. Что-либо говорить душевных сил не было, а от пережитого напряжения подрагивали руки.

      – У тебя все в порядке? – мужчина вдруг замер у выхода и пристально посмотрел на меня.

      Мне хотелось закричать: «Нет, Дарен, не все! Ты мне изменил, я, скорее всего, умерла, а теперь ты делаешь вид, что мы не знакомы!» Но в слух не проронила ни звука, лишь кивнула.

      Закончив с уборкой на кухне, я поплелась в свой чуланчик и устроилась на скамье. Спать после того, как я проспала несколько часов в поле не хотелось. Оставалось лишь придаваться жалости к самой себе.

      Глава 4

      Новое раннее утро было еще более безрадостным, чем предыдущее. Я вновь была разбитой, с опухшими от слез глазами, и заторможенной от бессонной ночи. Не вслушиваясь в разговор между Васей и Маришкой, я молча взяла ведра и пошла за водой. Сегодня яркий утренний свет лишь раздражал меня, я прикрыла глаза рукой, и быстро пересекла двор.

      – Чой-то на тебе лица нет, девка? От солнца прячешься, будто упырь какой?

      Я подняла глаза, разглядывая представшую передо мной дряхлую неопрятную старуху.

      – Бессонница ночью мучала. – было ясно, что женщина ждет от меня какого-то ответа.

      – Значит мало работаешь. – вынесла она свой вердикт, – дайка мне напиться, а то утро жаркое выдалось.

      Сказки про старух у колодцев я помнила, потому безропотно и даже с неким почтением, на всякий случай, чтобы потом лягушками не плеваться, поднесла женщине полный черпачок студеной воды.

      – Эк, хороша водица! Ты, девица, умылась бы, глядишь и полегчало б. Кто тебе судьбой предначертан твоим останется, а кто с краю проходил, так своим путем и пойдет. Тут и горевать не о чем, радуйся жизни,