Революция. Артуро Перес-Реверте

почудилось, что она вздохнула, – интересно, что вызвало такой отклик. В полутьме снова разгорелся красный уголек сигары.

      – Как вы считаете, добьются они своего? Свободы, я хочу сказать?

      – Я не ясновидящий, – ответил он. – Но они ее заслуживают.

      – Я разговаривала с их лидерами – с Мадеро и прочими. Они произносят правильные слова, у них самые добрые намерения, но я не уверена, что их цели вполне совпадают с целями народа, который они представляют. – Она помолчала, будто подыскивая доводы. – Вы, я думаю, читали книги по истории?

      – Не много. Предпочитаю техническую литературу и легкие романы – Дюма, Жюль Верн, Бласко Ибаньес… В этом роде.

      – А этот… «Анабасис», что я видела у вас в номере? Вам нравится еще и античная классика? Ксенофонт?

      – Пока не знаю. Только начал читать.

      – А почему взялись за нее?

      – Просто под руку попалась. Там, в управлении шахты, где я работаю.

      И услышал негромкий смех.

      – Таласса, таласса… Это хорошая история – десять тысяч греческих наемников, окруженных неприятелем, ищут море, чтобы вернуться домой.

      – До этой главы я еще не добрался.

      – Доберетесь. Рано или поздно мы все там будем.

      По взаимному молчаливому согласию они решили прогуляться: отошли от отеля и двинулись по улице, ведущей к таможне. Когда проходили мимо костров, на их лица ложились красноватые отблески пламени. Мужчины и женщины, сидевшие вокруг, поднимали головы, провожали их любопытными взглядами.

      – История человечества изобилует подобными потрясениями, – говорила Диана. – Французская революция, американская Война за независимость, Парижская коммуна, политические бури в Европе… Героические трагедии, которые неизменно оканчивались нелепыми водевилями, а победителями неизменно выходили люди одного сорта. Мало кому удавалось остаться революционером, придя к власти.

      – Может быть, здесь получится иначе, – возразил Мартин. – Мадеро вроде бы порядочный человек. Но Мексика…

      Он осекся в сомнении, и Диана подхватила:

      – Но Мексика, хотите вы сказать, – страна, где слишком вопиющее неравенство и сотнями лет живут впроголодь, а значит, здесь доминирует отчаяние?

      – Трудно заставить этих людей смириться и безропотно жить по-прежнему, – как о чем-то вполне очевидном сказал Мартин.

      Американка снова рассмеялась. На этот раз громче. И язвительней.

      – Да уж не поборник ли вы социалистических идей?

      – Нет-нет, – поспешил ответить Мартин. – Я принадлежу к той среде, где социализм не приемлют.

      – Из тех, кто сверху, как говорят здесь?

      – Да нет, скорее из тех, кто посередке, но поднялся снизу.

      – Вот как… Откуда же взялась в таком случае ваша убежденность?

      – Сам не знаю. Но во всяком случае, это новая, недавняя вера. Раньше я так не думал.

      Он замолчал, добросовестно припоминая. Сосредоточился и наконец прибавил с простодушной категоричностью:

      – Нет.

      – Вы о чем?

      – О том, что нельзя ни во что не верить… Я уважаю этих